И действительно, думала Амелия, смотря вниз, мир выглядел неплохо, несмотря ни на что. Возможно, так казалось потому, что они летели в темноте. Возможно, потому что теплый климат шел побережью Северного Ледовитого океана на пользу. Если получится так или иначе вернуть холода, эта местность, возможно, изменится в худшую сторону. Трудно сказать наверняка.

Так Амелия проводила эти дни, глядя на пейзажи и пытаясь все обдумать. И казалось, все сильнее запутывалась. Так случалось всегда, когда она пыталась думать, поэтому она думать не любила. Она считала, что рядом есть люди, у которых продумывание различных вопросов получается лучше, хотя иногда и сомневалась в этом. Но в любом случае – находились рядом такие люди или нет – их существование ей не помогало. Все, что они могли сейчас предпринять в этом мире, имело вторичные и третичные эффекты. Одно шло вразрез с другим. Они управляли не столько ткацким станком, сколько вальцами. Почему ее учителя сказали ей, что экология – это ткацкий станок, когда на самом деле это ходячая катастрофа?

Она покопалась у себя в браслете и нашла запись своего консультанта, студента Висконсинского университета, теоретика эволюции и экологии по имени Лакки Джефф, чей голос даже сейчас способен ее успокоить. Более того, эта его способность оказывалась настолько сильна, что она просыпала бо́льшую часть его нотаций. Но сейчас именно это и было ей нужно – его спокойствие. Он ей нравился, а она нравилась ему. И еще он любил, чтобы все было просто.

– Нам нравится, чтобы все было просто, – произнес он в самом начале лекции, которую она выбрала, и Амелия улыбнулась. – В действительности все сложно, и мы не всегда можем с этим справиться. Как правило, нам хочется, чтобы существовал какой-то главный принцип. Поппер[97] называл это монокаузотаксофилией, то есть любовью к единственным причинам, объясняющим все и вся. Иногда и правда было бы здорово иметь такое единое правило. Вот люди их и выдумывают, наделяют их силой, как раньше наделяли властью королей или богов. Сейчас, может быть, считается, что чем больше, тем лучше. Что именно это правило в основе экономической теории и на практике оно приводит к получению прибыли. Это одно правило. И из него следует, что каждый может максимизировать свою собственную ценность. На практике же это приводит нас к массовому вымиранию. И если слишком упорствовать в этом направлении, то можно разрушить все. Тогда какой главный принцип лучше, если нам нельзя, чтобы таковой у нас был? Тут есть несколько вариантов. Если помнить, что величайшее число – это сто процентов и оно включает в себя все, то тогда принцип работает. Это также подразумевает создание чего-то наподобие климаксного леса. А в философии и политической экономии это целое дело. Здесь существует несколько неудачных интерпретаций, но это со всеми правилами так. Они работают только в грубом приближении. Но одно такое правило мне нравится больше, и оно появилось как раз здесь, в Висконсине. Это одно из высказываний Альдо Леопольда[98], и его иногда называют леопольдианской земельной этикой. «Хорошо то, что хорошо для земли». Чтобы его понять, нужно немного пораскинуть мозгами. Нужно получить последствия, но это со всеми главными принципами так. Что значит «заботиться о земле»? Заниматься сельским хозяйством, животноводством, городским проектированием. Всячески ее использовать. То есть это может быть способ объединить свои усилия. И вместо того чтобы работать ради получения прибыли, делать все, что будет полезно для земли. И надеяться создать таким образом лучшие условия для следующих поколений.