В) Матт и Джефф

Небо сегодня такое голубое, что аж жжет.

Однажды вечером мы с Жаном Кокто выбрались на Кони-Айленд. Ощущение было такое, словно мы прибыли в Константинополь.

Матт и Джефф сидят с Шарлотт, опершись на перила и попивая вино из кофейных чашек.

– Так как, странно, наверное, возвращаться к жизни? – спрашивает она.

– Оно и раньше было странно.

Они смотрят на погруженный в воду ночной город. Старинная филигрань проводов Бруклинского моста вырисовывается на фоне новых сверхнебоскребов в Бруклин-Хайтс, сияющих, будто бутылки ликера. В зимнем свете кажется, что сама гавань необъятна, а крупные льдины в черноте сумерек отдают янтарем.

– Возможно, мы сами сейчас адекватнее, чем были прежде, – говорит Матт.

Джефф качает головой:

– Это мало что значило бы, но это все равно не так. У меня теперь вообще крыша поехала. Хочется всякого.

– Оно у тебя и раньше так было, – возражает Матт.

– Из грез рождаются долги, – замечает Шарлотт.

Джефф на это улыбается.

– Делмор Шварц![109] – говорит он.

– Вообще-то это Йейтс, – указывает Шарлотт. – Шварц цитирует Йейтса.

– Ну уж нет!

– Да, это точно, я узнала на горьком опыте. Кто-то сказал, что это Йейтс, а я поправила, сказала, что это был Делмор Шварц, а потом поправили меня, и оказалось, что я не права.

– Ух ты!