– С другой стороны, у нас здесь все равно команда еще та.
– Оно всегда так получается, – отвечает Шарлотт. – В здании у нас две тысячи человек, вы знаете только двадцать из них, я – двести, и нам кажется, что они тут самые важные. Но насколько высока вероятность этого? Легкость возникновения образов представления, только и всего. И так во всех зданиях Нижнего Манхэттена, а они входят в общество взаимопомощи, и такие есть повсюду, во всех затопленных районах. Наверное, каждое здание в межприливье такое же, как наше. По крайней мере, все, кого я встречаю по работе, наводят на эту мысль.
– То есть ошибка в том, что мы принимаем частное за общее? – спрашивает Матт.
– Вроде того. Вот всего в мире примерно двести крупных прибрежных городов, все затоплены, как Нью-Йорк. Так живет примерно миллиард человек. Мы все живем в сырости, мы – прекариат, нас бесит этот Денвер и все богатенькие говнюки, которые там себе жируют. Мы все хотим справедливости и мести.
– Что является одним и тем же, – напоминает ей Джефф.
– Ну и пусть. Хотим справедливости-мести.
– Справедмести, – придумывает Матт. – Местиливости. Что-то не очень вяжется.
– Пусть будет просто справедливость, – предлагает Шарлотт. – Мы все хотим справедливости.
– Мы требуем справедливости, – говорит Джефф. – Сейчас ее нет, в мире царит бардак из-за этих говнюков, которые думают, что могут воровать что вздумается и им все сойдет с рук. Мы должны их подавить и вернуть справедливость.
– И условия уже созрели – это ты хочешь сказать?
– Еще как созрели. Люди недовольны. Боятся за своих детей. В такой момент все может измениться. Если это работает так, как утверждает закон Ченауэт[110], то достаточно привлечь к гражданскому неповиновению всего около пятнадцати процентов населения, а остальные пусть на это смотрят и поддерживают – вот тогда олигархия и падет. Возникнет новая правовая система. Не обязательно проливать кровь и устанавливать бандократию горячих революционеров. Это может сработать. И условия созрели.
– А с чего подобные вещи начинаются? – интересуется Шарлотт.
– Да с чего угодно. С какого-нибудь бедствия, крупного или мелкого.
– Ладно, хорошо. Я люблю бедствия.
– А кто не любит!
Джефф с Шарлотт хихикают. Она снова наполняет чашки. Матт ощущает, как улыбка растягивает его лицо, и это кажется почти забытым ощущением. Он чокается с Джеффом:
– Рад снова видеть тебя довольным, мой друг.
– Я недоволен. Я взбешен. Чертовски взбешен.
– Именно.