В тусклом свете сумерек он взглянул на нее. Ее ястребиный профиль, хищная стать, устремленный вдаль взгляд. Бруклин выглядел почти идеально черным, лишь с рассеянными отблесками света между берегом и линией горизонта.

– А как же мы? – отважился спросить он.

– Что – как же мы? – Она избегала смотреть на него.

– Ты будешь здесь, а я в городе.

Айдельба кивнула.

– Это не так уж далеко. – Она взяла его под руку. – У тебя твоя работа, у меня своя. Наверное, мы будем продолжать этим заниматься. Я иногда буду заглядывать в город по выходным, или ты можешь приезжать сюда.

– Ты можешь купить себе маленький дирижабль.

Она рассмеялась.

– Не уверена, что это будет намного быстрее.

– И то правда. Но ты понимаешь, что я имею в виду.

– Наверное. Да. Я буду летать к тебе.

Он почувствовал, как его легкие наполнились воздухом. Азотный наркоз. Ветер с суши. Спокойствие, которого он не испытывал так долго, что забыл, каково это. Не мог понять, что это. Едва его чувствовал – настолько странным было это ощущение.

– Звучит неплохо, – проговорил он. – Мне это нравится.

* * *

Следующим утром он поднялся на палубу. Он спал с Айдельбой на ее кровати и выскочил на рассвете, не будя ее. Она спала с открытым ртом, будто маленькая девочка. Пусть на самом деле она и была немолодой уже магрибской женщиной.

Удивительно было стоять на мостике буксира и смотреть на побережье. Далеко на востоке вспучивались белые рифы, отмечавшие Рокавей-Бич – крошечный лоскуток Лонг-Айленда, невидимый за Бризи-Пойнтом. С другой стороны в это ясное утро виднелся не только Статен-Айленд, но даже мерцание окон в Джерси. Нью-Йоркская бухта, разделенная проливом Нарроус. На исходе ледникового периода, как рассказывал мистер Хёкстер, долину Гудзон, от Олбани до Бэттери, заполняло ледниковое озеро. Тающий лед с великой северной шапки заполнял ее все больше и больше, пока вода не вышла через Нарроус в Атлантический океан, который в то время начинался лишь в нескольких милях к югу. На протяжении примерно месяца, пока озеро не осушилось, напор был в сто раз сильнее течения Амазонки. После этого Нарроус стал глубже, а когда уровень океана поднялся достаточно высоко, ледниковое озеро заполнилось снова и превратилось в тот фьорд, которым является теперь. А под голубыми волнами, на которые смотрел Владе, тот прорыв Гудзона оставил подводный каньон, и он до сих пор прорезал континентальный шельф. В молодости Владе даже туда нырял. Это был очень впечатляющий каньон, бороздивший шельф вплоть до вымоины перед абиссальной равниной. И сейчас, обычным осенним утром, вся эта страшная глубина, вся история катаклизмов скрывалась под гладью голубой воды, легонько колыхаемой морским бризом.