Так оно и случилось. И двадцатого января я уже сидел в поезде в Балтимор, а двадцать второго садился на борт югоросского военного корабля. На нем же в Константинополь отправились многие мои недавние товарищи – от президента Дэвиса и генерала Форреста до Сэма Клеменса и многих других. А Сэм передал пост главного редактора «Южного креста» кому-то из своих молодых журналистов, а сам будет возглавлять константинопольское его бюро. Как он мне объяснил, его Оливия захотела остаться в Югороссии – ей там очень понравилось, а дочери ходят в тамошнюю школу и уже очень неплохо говорят по-русски. И кроме того, у него появится время для литературной деятельности.

Дэвис же и Форрест отправились в Югороссию на лечение. В первый же вечер на борту мы долго сидели втроем и вспоминали то, что было. И первый президент нашей нации сказал:

– Джуда, все-таки мы добились своего. Конфедерация заняла свое место среди государств мира. И то, что нас признали столько стран, – в большой мере твоя заслуга.

– Скорее – помощь югороссов. Ведь во время Первой Конфедерации ни одна страна так и не отважилась установить с нами дипломатические отношения, хотя некоторые – в частности, Англия – этого негласно хотели. Но, как говорят наши югоросские друзья, я сделал все, что мог, и пусть тот, кто сможет, сделает лучше.

12 января 1879 года (31 декабря 1878 года). Балтимор, харчевня «Sharecropper»

Капитан армии Конфедерации Эзра Джонсон, почти эмигрант

– Я тебе говорю, пошел отсюда! – раздался раскатистый бас Джона Джонсона, моего кузена и хозяина харчевни. – Одна лишь черная харчевня во всем городе, и ты приперся именно сюда.

– Простите, уважаемый, – послышался голос Алекса Смолла. – Я ищу моего друга, капитана Эзру Джонсона.

– Чудны дела Твои, Господи, – ответил ему Джон. – Твоего друга? Я не ослышался? Ты же белый!

Я вышел на крыльцо.

– Джон, он и правда мой друг.

– Ну ладно, тогда пусть заходит.

Алекс улыбнулся и вошел внутрь. Джон без лишних слов поставил перед ним жареную свинину и кружку пива, добавив:

– С тебя четверть доллара.

– Ну и моему другу того же, – ответил тот, даже не отреагировав на сильно завышенную цену. – Так что полтинник.

– Двадцать пять центов за вас обоих, – сменил Джон гнев на милость, принес мне того же и удалился.

В последний раз мы виделись в середине сентября, когда я заехал к моему русскому другу в Вашингтон и застал его пакующим чемодан.

– Ты куда собрался?

– Надин Тёрчин попросила меня съездить в Иллинойс, продать дом и привезти кое-какие вещи.