Они бросили сумку нам. Один из наших подошёл посмотреть, что внутри. Он вытащил бумаги с последними интервью Елены. Я прочитаю их потом, ночью, когда боль станет нестерпимой. Я был вне себя, когда узнал, что случилось с ней в Арисе, и хотел содрать с Калебу кожу заживо.

— Стареешь? — пошутил я.

— Не нарывайся, — ответил он и засмеялся.

— Так что, они опять перепутали, когда у неё день рождения? — мне нравится, что они праздновали его не в тот день.

— Не-а, они вынесли гигантский торт к полуночи, — он фыркнул, а я улыбнулся. — Она простит тебя, Блейк.

— Не уверен, Эмануэль. Она даже не даёт мне шанс объясниться.

— Не всё сразу, — у него была эта хитрая улыбочка на лице. Я прищурился. Он разговаривал с ней вчера?

— Что ты ей наговорил?

— Ничего, только то, что она очень упряма, и это правда.

Я разозлился.

— Надеюсь, это всё, что ты сказал ей вчера.

Он снова засмеялся и развалился на складном походном стуле, который стащил у Рикуса, когда тот пошёл за пивом.

Я перевёл взгляд на Оливера.

— А вы, ребят, что здесь делаете?

— Мы пришли за твоим флагом, — он не отрывал глаз от моей руки.

Мы с Эмануэлем расхохотались.

— Не выйдет, приятель, — сказал я и бросил ему палку. Он поймал её, и тут же я прекратил внушение, наслаждаясь его реакцией.

— Ветка, серьёзно?

Мы снова засмеялись. Рикус передал нам с Эмануэлем по банке пива.

— Твой отец весь издёргался, Блейк, — Эмануэль изо всех сил старался скрыть усмешку. Он открыл пиво и сделал большой глоток, за раз опустошив полбанки.