— Ложись! — крикнул, закрывая Фросю. Через секунду она лежала на дне лодки, а князь, менее удачно увернувшись от очередной стрелы, присел, скрываемый бортом рядом стоящей ладьи. Прислушался. В лесу шел бой. Правая рука, в которую попала узкая стрела, тяжелела. Под кольчугой на свите растекалось пятно крови. Давид ругнулся и дёрнул древко. «Всё равно глубоко не должна зайти», — полоснула мысль, сдобренная цветными кругами под сожмуренными глазами. Аккуратно вынул меч из ножен и переложил в левую руку. Положение было отвратительным, а на принятие решения — лишь секунды.

Ясно, как солнце — за ними следили и их ждали. Но кто напасть осмелился в родных-то лесах? И главное, что или кто им нужен? Добро или его, Давида, шкура? В ладьях женщины с детьми. Жены тех, кто решился уйти с ним, бросить их и бежать в лес, к сече или охранять? Если напали разбойники, те только того и ждут. Выманить дружину, а ушкуи с вещами и людом умыкнуть. Но ночная река одинаково опасна как для воинов, так и для лихого братства. Значит, кто бы ни поджидал в засаде, надеется всех перебить, а потом распоряжаться добром. Стало быть, в лесу больше помощь нужна, чем здесь. Понял, принял решение и побежал к берегу, петляя, сбивая неведомо где притаившегося лучника с цели. Выбрался на берег, поскользнулся на траве мокрой, упал на колено и волосами почувствовал, как пролетела стрела над макушкой, поблагодарил мысленно Бога, перекатился, скрываясь в тени первых кустов, поднялся одним слитным движением и едва успел отбить удар. Скользнул меч. Противник явно не ожидал, что защищающийся бьётся левой. Замешкался, растерялся на долю секунды. Эта доля стоила нападавшему жизни. Бедняга даже не понял, откуда пришел удар. Так и умер с удивлением на лице.

Давид посмотрел на воина. Короткорукавный кафтан, запахнутый налево, высокие сапоги, доходящие до пояса, остроконечная шапка. Всё указывало на то, что ждали их половецкие братья. Задумываться над тем, что кочевники забыли так глубоко в Руси, было некогда, Давид поспешил на звук битвы.

На небольшой поляне положение рисовалось плачевное. Его дружину окружили. Половцев было вчетверо больше. Муромцы ощерились оружием, не позволяя подойти ближе. Несколько излишне храбрых (или глупых) уже лежали мертвыми на земле.

— Выдайте князя, и мы отпустим вас с женами туда, куда вы плыли, — прозвучал голос, и на поляну вышел воин в шелковом кафтане и золоченом шлеме.

В ответ посыпались пожелания бурной ночи в кругу собственных воинов. Давид хмыкнул, порадовавшись умению своих людей стоять до конца, и вышел на поляну.