Казимир проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони, ожидая ответа.
Я встречаюсь с ним взглядом и шепчу:
– Да.
55. Бастьен
55. Бастьен
С губ срывается шипение, и я утыкаюсь в подушку, когда Бердина вновь вонзает иглу мне в спину.
– Сколько швов еще нужно наложить?
– Еще два, – отвечает она с невероятным спокойствием. – Или три, если ты будешь ерзать. Я, знаешь ли, не швея. И у меня не самая твердая рука.
Жюли, пыхтя, расхаживает рядом с кроватью. Мы находимся в комнате, которую Бердин снимает над таверной в районе борделей. В катакомбах больше не безопасно.
– Тебе следовало позволить мне тебя зашить, Бастьен.
Я стискиваю зубы, чувствуя, как Бердина затягивает узел на кетгуте[9].
– Мне просто не хотелось вновь страдать от лихорадки. – Мой голос охрип от слабости. – Или еще один шрам, как на бедре.
– Тебе не нравятся сморщенные рыбьи губы? – ухмыляется Жюли.
– Шутница.
Рассветные лучи бьют мне в глаза сквозь маленькое окошко. Я щурюсь, но стараюсь не ерзать на бугристом матрасе. Мне хочется вернуться в темноту. Я бы всадил нож в сердце Одивы, прежде чем она вступила на мост душ. И убил бы ублюдка, который забрал Аилессу.
Поначалу я не узнал его из-за формы. Но теперь у меня не осталось сомнений, кто это. Казимир Транкавель. Я подавляю горький смешок.
В дверь трижды стучат. Затем еще раз. И еще дважды. Код Марселя.
Бердин дергается, невольно натягивая кетгут.
– Осторожней, – стону я.