А потом я начал просыпаться, медленно и тяжело, словно лежал под бетонной плитой в теплой грязи, испытывая недостаток воздуха.

— Самый ответственный момент, когда легкие делают первый вдох. Они еще не набрались прежней эластичности, от растяжения альвеолы могут лопнуть и случится кровавая мокрота. В этом нет ничего страшного, если вовремя переложить пациента в капсулу.

— Сколько времени требуется для восстановления?

— В стандартном медблоке не более двух суток, но в ваших капсулах возможно меньше. Я не особо знаком с их процессом восстановления.

— Мы не могли просмотреть устройство, способное причинить вред удаленно или поставленное на таймер?

— Могу ответить только за те, которые знаю, их мы извлекли. В вашем случае правильнее опасаться не устройств, а какой-нибудь отложенной во времени генетической бомбы, которая может привести к сбою работы всего организма.

— Я думаю, капсула найдет подобные отклонения. Она на порядок выше всех технологий, которые мы создали без помощи высших.

— Очень на это рассчитываю.

Я начал понемногу вспоминать. Признал голос Айрис, своей ненаглядной возлюбленной, из-за которой вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, потом опять на ноги и опять на голову, и так много раз. От этих головокружений полностью сбился жизненный ориентир. Хоть я и получил массу впечатлений, недоступных рядовому землянину, пора с ними было прекращать, чтобы не превратиться в космического сумасшедшего.

— Так, так, ну вот, температуры тел наших пациентов приближаются к жизненному уровню. Еще немного и мы дадим разряд для активации нервных импульсов.

— Нейроинтерфейс не сгорит?

— Не должен. У него защита. В любом случае, он самовосстанавливающийся, нужно только подождать.

— А с другой стороны, в ближайшие много лет он нам без надобности.

— Вы не собираетесь возвращаться домой?

— Собираюсь, как раз туда я и собираюсь.

В глазах вспыхнуло, мышцы тела на мгновение скрутило спазмом в стальные канаты, потом резко отпустило. Я сделал непроизвольный вдох и понял, что полностью вернулся в собственное тело. Открыл глаза и увидел запотевшую стеклянную крышку в двадцати сантиметрах от носа. Я попытался стереть конденсат рукой, но рука почти не повиновалась мне, вихлялась, как сосиска. Вместо того, чтобы вытереть стекло, угодил ею себе по носу. От боли брызнули слезы из глаз.

В этот момент крышка поднялась и надо мной склонилась Айрис и какой-то мужчина с пробором посередине, делающим его похожим на циркового шимпанзе.

— Он плачет, — испуганно произнесла Айрис, заметив мои слезы.

— От счастья, видимо, — предположил мужик с пробором. — Так бывает.