Девица побледнела.

— Алевтина, прекратить!

Малочисленные студенты уже обращали на нас внимание и Валевски не мог не видеть этого.

— Это всё эта девчонка… Злата! Всё её вина! Мерзкая маленькая гадина, давить её нужно было сразу. Как таракана!

— А она-то здесь причём? — не сообразила я.

Мамия тоже как-то подвисла, не понимая с какого бока тут моя родственница.

— Нет, ректор, — она покачала головой. — Её не было в комнате, только этот гадкий наг… и всё.

— Студентка Муарти, — прошипел Валевски, — идите в столовую.

— Как? Вы меня прогоняете, — взвыла она, — нет, пожалуйста. Я её боюсь!

— Подтверждаю, — я кивнула, — боится. Её никак нельзя одну оставлять. К тому же вы скоро пройдёте таинство венчания, или что тут у вас в Шаливаре. Такая чудесная пара! Не нарадуюсь на вас, а Златы в комнате не было. Только я, Муарти, две её подруги верхом на лежащим на полу Яни. Я-то испугалась, что всё, снасильничали жениха моего. А он ведь у меня такой доверчивый, наивный. Но теперь вижу, что у Мамии есть вы и мой змей ей неинтересен. Так рада за тебя, подруга! — запищала я от восторга.

Мамия аж расцвела: кажется, она реально сочла ректора хорошей кандидатурой.

— Муарти, в столовую, — взвыл рыжий.

Его тон как-то не располагал к пререканиям, и Мамия нехотя отклеилась от ректора и медленно спустилась в холл по широкой лестнице.

Я попыталась смыться вслед за ней да не вышло.

— Алевтина, — Валевски схватил меня за запястье, при этом мне достался от него ну очень тяжёлый взгляд. — Я уже сказал один раз: ты будешь принадлежать мне! Так что я не желаю более слышать о твоих подвигах.

Я усмехнулась. Так да!

— Ну раз уж, ректор, вы не желаете соблюдать дистанцию, то скажу прямо и я. Да начхать мне, чья я там истинная. Ваши проблемы — не мои! Ясно тебе, хмырь плешивый. Надо было тебе той пачкой брокколи по морде настучать и шваброй гнать из магазина.

— Ты рождена, чтобы быть моей!

Скрутив фигу, я ткнула ею ему в нос.

Да, злилась. Этот задохлик вызывал во мне стойкую неприязнь, как и тогда в нашем маленьком магазине. Что-то тёмное, нехорошее поднималось из глубины души, грозясь лавиной обрушиться на голову этого несчастного.