Вверху что-то громко щелкнуло, заскрежетало так, что у Дана заныли зубы. Присмотревшись, он заметил парочку колонок, закрепленных у потолка. В динамиках еще немного посвистело, а потом слышны стали переговоры пилотов, управляющих дирижаблем:

— Отделить лестницу!

— Есть отделить лестницу.

Щелчок. Грохот внизу — лестница отнюдь не пушинка.

— Отделить тросы!

— Есть отделить тросы.

Несколько щелчков слились в один громкий, звонкий звук. Дирижабль швырнуло в поднебесье. Резче взвыли моторы.

И тут Равиль кинулся на японца. От неожиданности Дан вздрогнул, Мариша ойкнула.

Но японец ушел от кулака, который должен был сломать ему нос и вмять осколки лицевых костей в мозг. Следующий удар пришелся ему в ребра, послышался хруст, лицо японца исказила гримаса боли. А в следующий миг набалдашник трости, стилизованный под голову зомбокабана, врезался в висок Равиля — и вольник словно поскользнулся на льду, на миг завис в воздухе горизонтально полу, а потом с грохотом упал и замер.

Лицо японца вновь стало каменным.

Боец в костюме отлип от стены и связал Равилю ноги и руки ремнями. Это хорошо. В смысле, мертвеца не стали бы пеленать.

* * *

Громыхнул выстрел. Гурбан зажмурился, ожидая удара в голову — он был уверен, что почувствует его за миг до смерти. Но бандитская пуля миновала его.

И впору бы радоваться, вот только на груди Бека появилось мокрое пятно — Тельняшка выстрелил в него, а не в командира чистильщиков.

По лицу Коляна стекали капли пота, он тяжело дышал, и с каждым выдохом из груди его выплескивалась алая струйка, но все же он улыбался, довольный, счастливый даже, что успел на помощь командиру.

— Я… — сказал он и осел на колени. — Я…

Гурбан кинулся к нему, попытался зажать рану:

— Доктор! Где Доктор?! Молчи, Бек, не говори ничего! Сейчас Доктор…

Но успокаивать и обнадеживать уже не надо было, потому что Коля Бек умер. Он лежал у Острога-на-колесах и улыбался в лицо Гурбану, вот только сердце его больше не билось. И даже мертвый он не выпустил из рук свой лом.

Выронив пистолет, Тельняшка схватился за бок, по которому стремительно расползалось темное пятно. Он едва стоял на ногах.