Так Сомов вышел на ещё одно имя из списка жертв Ладожского невидимки — начальник Сектора опеки и попечительства Департамента образования Волховского уезда Дмитрий Олегович Жабинский был тем самым человеком, который вынес определение, что родители малолетнего гражданина Константина Штохова «не проявляют должную о нём заботу, содержат ребёнка в антисанитарных условиях, часто оставляют без присмотра и никак не участвуют в его духовном, нравственном и патриотическом воспитании».

Копия заключения, подписанного Жабинским, перекочевала в планшетку Сомова, где уже находились копии других документов, в том числе и постановление об изъятии земельного участка Николая Штохова в пользу нужд волостной администрации.

Отслеживая судьбу маленького Костика, Сомов без особого труда нашёл остальных жертв убийцы. Сына Николая передали в школу-интернат для гражданских детей-сирот в селе Уксиярви, где директором была Алевтина Николаевна Кийко. Та самая сударыня Кийко, труп которой был найден в дренажной канаве недалеко от её собственного особняка. Меньше чем через год после помещения в интернат пятилетний Константин Николаевич Штохов умер от бактериального менингита, вызванного гемофильной палочкой. Диагноз и свидетельство о смерти были подписаны старшим фельдшером волостной больницы Зинаидой Павловной Хомяковой — ещё одной жертвой душегуба. После увольнения Николая Штохова именно она заняла место главврача, хотя её квалификации явно не хватало для такой должности.

Через четыре месяца после гибели сына Николай похоронил и жену. Екатерина Штохова покончила с собой, проглотив смертельную дозу снотворного. Николай остался один. Он по-прежнему проживал в деревне, нанявшись на работу батраком при местном храме.

Система всё про всех знает. Но никого не жалеет.

С фотографии личного дела на Сомова смотрел человек с усталым лицом. Светло-голубые глаза. Умный проницательный взгляд. Русые волосы зачёсаны набок, с пробором. Аккуратно подстриженная бородка клинышком. Тонкий, аристократический нос. В целом, приятная, располагающая внешность. Представить, что этот человек жестоко убил, как минимум, семерых человек, из которых три — женщины, было непросто.

До какой степени отчаянья нужно дойти, чтобы пробудить в себе такое жестокосердие? Чтобы начать убивать без жалости. Чтобы отрезать, в буквальном смысле — отрезать себя от общества, цивилизации, стать изгоем, стать вне закона и самому творить беззаконие. Без надежды на будущее, когда вся жизнь — да и не жизнь уже, в общем-то — подчинена одной только жажде мести.