— Ну что? — тихо спросила волчица. — Отважилась?

Хозяйка покойчика кивнула.

— Да.

— Умница. Одевайся, идём.

Клёна зябко обхватила плечи и спросила, переступая босыми ногами на студеном полу:

— Куда?

— В лекарскую, куда же ещё? — удивилась Ходящая. — Да не топчись ты на месте, времени мало!

Волчица прислушивалась к чему-то, что не улавливал слух собеседницы, и выглядела до крайности обеспокоенной.

— Зачем в лекарскую? — спросила Клёна.

У Мары лопнуло терпение, и она зашипела:

— Что ты, словно варёная! Собирайся!

— Я никуда не пойду, — ответила девушка и даже сделала несколько шагов назад.

Вытянутые, приподнятые к вискам глаза волчицы наполнились изумлением.

— Ты не хочешь, чтобы он остался жив и здоров? — насмешливо спросила Ходящая.

Клёна не стала врать и ответила хрипло:

— Хочу. Больше всего на свете. Но если попытаешься его обратить — всё расскажу обережникам.

Мара фыркнула и смерила собеседницу снисходительным притворно-ласковым взглядом. Так иная мать смотрит при гостях на любимое расшалившееся чадо. Вроде бы просит душа розгами паршивца выдрать, а при людях не сорвёшься. Так и оборотница. Смотрела на Клёну, словно ждала, что вот-вот та перестанет ломаться, отринет доводы разума и послушается голоса сердца.

— Ты хоть подумай, дурёха, — терпеливо, но с проскальзывающим в голосе гневом, заговорила волколачка, — на что обрекаешь мужика? Ещё по осени он на двух ногах ходил, двумя глазами глядел, двумя ушами слышал, двумя руками меч держал. А новую весну встретит немощным калекой…

— Уходи, — Клёна указала докучливой гостье на дверь. — Он родился человеком, значит, человеком и умрёт. Это не ты и не я так решили, а жизнь распорядилась. Ты — волчица, он — людского племени. И Ходящим не станет. Умрёт ли, выживет ли, но будет так, как Хранители ему урядили. Не ты и не я. Хранители. Поняла?