Он порылся в скинутом со спины заплечнике и достал на свет вязаные носки.

Лесана взяла подарок, разглядывая с недоумением. Связаны крепко и ладно, плотные, теплые. Но зачем бы Стояне присылать ей носки, да ещё и с незнакомым старым мужиком? Эти вопросы рвались у обережницы с языка, и она уже была готова их задать, когда Дивен сказал:

— Спасибо тебе. За жену. За сына. Что не дала погибнуть. Вывела. Отпустила. Спасибо, Охотница.

Просторный двор Цитадели покачнулся у Лесаны перед глазами.

Девушка застыла, одной рукой нелепо прижимая к груди вязаные носки, а другой держа пустое блюдо. И гулкое эхо от сказанных Ходящим слов разлеталось в голове на осколки. «Спасибо, Охотница».

106

106

Дивен провел у Клесха больше оборота.

О чем говорили, Лесана не ведала. Она в молчании проводила Ходящего до покоев Главы и весь этот путь проделала, прижимая к сердцу Зорянкин подарок. Что сказать — не знала, что спросить — наипаче. А потом просто ждала под дверью. Перебирала пальцами петли плотной вязки, пропускала работу в руках, гладила. Сама не понимала, что хочет нащупать или постигнуть.

Тепло родных рук? Да какие же они родные, если Зорянка даже имени своего не помнила и сестру не узнала?

Но, если не родные, то зачем этот подарок? Ничего в нём особенного нет. Носки и носки. Сколько их таких же в точности сношено, перевязано или вовсе выброшено?

Эти были колючие. Из чего их спряли? Обережница пригляделась — шерсть-то волчья! Ну, конечно, откуда у кровососов взяться овцам или козам?

Потеха.

Но в горле ком, который мешает смеяться.

Когда Дивен вышел, Клесх кивнул поспешно встающей с узкой лавки Лесане:

— Проводи его к Славену. Переночует, а назавтра выведи из Крепости.

Девушка кивнула.

Они шли узкими переходами, мужчина за её спиной молчал. Внезапно, обережница не выдержала, остановилась и обернулась:

— Скажи, — Лесана никак не могла себя заставить посмотреть Ходящему в глаза и потому глядела мимо, за спину, — как вы назвали… ну… мальчика?

Во взгляде мужчины промелькнула улыбка: