— Да, я помню, — пробормотал он хмуро, и, противореча себе, тут же спросил: — Что она тогда сказала?
— Когда увидела меня? Прежде чем начать биться в истерике, она закричала: «Уберите от меня
Некоторое время Гизу тягостно молчал. Девушка могла видеть, что его горделивый римский профиль прорезают многочисленные морщины, орлиный нос морщится, в шейной артерии учащённо пульсирует кровь. Удивительно было наблюдать за такой богатой и искренней игрой эмоций на этом холёном породистом лице, обычно излучающем безграничную самоуверенность. В мире было не так много людей и вещей, способных заставить Рикардо чувствовать что-либо, кроме охотничьего или игрового азарта. Если быть точным — мать осталась последним в мире человеком, который вызывал в нём какие-либо сильные эмоции вообще. Даже его собственные дети, с которыми Рикардо исправно встречался раз в две недели, пока они не достигли совершеннолетия, не забывая сделать дежурные счастливые фото — явно не затрагивали струн его души.
— Ты права, нечего тебе к ней соваться! Но и меня она не захочет видеть тем более. После всего, что сделано, — вздохнув, изрёк он со смесью глубокой досады и совсем уж невероятного для себя чувства — раскаяния.
Мария в совершенстве владела искусством распознавать без слов его настроение. И она сразу ощутила, что наступил крайне деликатный момент, после которого дальнейшее развитие событий могло выйти из-под контроля и пойти самым непредсказуемым образом. Уловив тонко настроенным чутьём, чего от неё сознательно или подсознательно ждёт Рикардо, Мария проникновенно заговорила, вложив в свой голос как раз нужную дозу теплоты — не слишком маленькую и не слишком большую, выбранную с такой точностью, словно девушка способна была измерить её лабораторным термометром.
— Ты — её родной сын, Рикардо. Она всегда будет любить тебя.
Не соглашаясь, миллиардер отмахнулся от неё раздраженным взмахом руки. Затем — расстроенно покачал головой.
— Она никогда не понимала! И не поймёт! Я пытался объяснить ей, но…
Он завершил неоконченную тираду новым раздраженным взмахом руки и вздохом, полным всё той же клокочущей досады и тщательно заглушаемого чувства вины. Мария не отреагировала. Она чувствовала, что от неё пока требуется лишь ждать.
— Я хочу, чтобы ты позаботилась обо всём, — изрёк он после долгой паузы, собравшись с мыслями и вновь придав голосу нужную твёрдость. — Убедись, что ей предоставляется самый лучший уход. Что для неё делается всё.