— Да нет, нормально, — пожала плечами Эри. — Ну не были, и не были. Смотреть там особенно не на что, правда.

— Мне так не кажется, — Пятый вздохнул. — Всё было неправильно, малыш. Вот буквально всё. От и до. Как же стыдно.

— Ой, прекращай, — Эри поморщилась. — Сто раз уже говорили про это, хватит. Обычная квартира, миллионы таких.

— Не скажи, — Пятый прикрыл глаза. — Не очень это всё… обычно…

— Снова блокировку снять решил? — Лин нахмурился. — По второму кругу? Может, достаточно на сегодня?

— Я ничего не снимаю, — Пятый с укором посмотрел на него. — Хватит всякие глупости за меня придумывать.

— А что ты тогда делаешь?

— Просто смотрю, — судя по тону, Пятый разозлился. — А ты мне мешаешь.

— Пф. Ну, смотри. Я тогда тоже…

— Прекратите это немедленно, — Саб рассердился. — Что вы устроили? Что это за цирк такой?

— Да нет никакого цирка! — Лин зло глянул на Пятого. — Он опять блок снять собирается, видимо, чтобы ночью ныть, что голова отваливается!..

Эри, которой эта перепалка надоела, вытащила сигареты, и собиралась было закурить, но потом подумала, что они сейчас сидят слишком близко от детской площадки. Она отошла в сторонку, встала неподалеку от кустов сирени, рядом с дорожкой, прикурила. Саб, Лин, и Пятый всё еще ругались, причем даже уже не на русском, а на лаэнгше, и останавливаться, кажется, на собирались. Ну и пусть их, подумала Эри.

Из подъезда, того самого, вышла женщина, которая вела за руку девочку лет пяти. Огляделась, отпустила девочку, и направилась к скамейке, стоящей немного в стороне от других, в глубине двора. Девочка сделала несколько шагов следом за матерью, остановилась напротив кустов сирени.

— Мам, я тут поиграю, — сказала она.

— Только недолго, Алён, — ответила женщина. — Поиграй, а потом в магазин пойдем. У нас молоко закончилось и яблоки.

Эри украдкой поглядывала на эту женщину, и вдруг поняла, что в ней есть что-то неуловимо знакомое, словно некий незримый отпечаток, след, знак принадлежности. Эри присмотрелась. Невысокая, не особенно красивая, средних лет. Женщина вытащила из сумки книжку, села на лавочку, и углубилась в чтение, время от времени поглядывая на дочь. Взгляд… Эри почувствовала вдруг волнение. Этот взгляд, он был ей знаком. Слишком хорошо знаком. Тяжелый, обреченный взгляд, холодный, резкий. Словно этой женщине очень больно, но она старается ничем себя не выдать, и это ей удается, вот только со взглядом ничего поделать она уже не может. И не сможет. Никогда не сможет она избавиться ни от этого тяжелого, обреченного взгляда, ни от боли, вымораживающей её изнутри.