У стен стояли переделанные, в основном опять-таки люди; но были и другие, даже так редко попадавшие в переделку ксении. Некоторые были переделаны на органическом уровне, имели когти, рога и куски пересаженных мускулов, но большинство были механическими, и от их пышущих жаром котлов в комнате царила духота.
В дальней стене находилась закрытая дверь кабинета.
– Госпожа Лин, наконец-то, – прогремел голос из говорящей трубы над дверью, как только Лин переступила порог. Ни один из секретарей не поднял головы. – Пожалуйста, пройдите через комнату в мой кабинет.
Лин начала пробираться между столами. В плохо освещенной комнате с черными стенами ей было непросто разглядеть, чем занимались секретари. Все они работали со знанием дела: читали написанное от руки и перепечатывали, не глядя на клавиатуру.
Лин прошла дальше.
«Ой… – подумала Лин. – Ой… помогите».
Дверь кабинета открылась.
– Входите, госпожа Лин, входите! – скомандовал громкоговоритель.
Лин вошла, не раздумывая.
Картотечные шкафы и книжные полки занимали бо́льшую часть комнатки. На одной из стен висела небольшая картина маслом, изображавшая Железный залив. Позади широкого стола из темного дерева стояла складная ширма, расписанная рыбками, – увеличенная версия тех ширм, за которыми переодевались модели живописцев. Центральная рыбка была сделана из зеркального стекла, в котором Лин видела свое отражение.
Лин потопталась в нерешительности.
– Садитесь, садитесь, – сказал спокойный голос из-за ширмы.
Лин придвинула кресло к столу.
– Я вижу вас, госпожа Лин. Зеркальный карп на ширме – это окошко, через которое я могу смотреть. Думаю, с моей стороны учтиво предупреждать об этом.