– На нас лежит ответственность, Каттер, – говорила Анн-Гари.
В ее присутствии он всегда вел себя скованно. Присущий Анн-Гари пыл лишал Каттера воли – он сразу уставал и терял веру в себя, словно боясь, что против своей воли согласится с ней. Он понимал, что ревнует: никто не имел на Иуду Лёва такого влияния, как Анн-Гари.
– Мы – мечта, – говорила она. – Мечта простых людей. Все сошлось в ней, все вошло в нее. Мы вошли в нее. Мы – это она. История подталкивает нас.
«Что за тарабарщина? – думал Каттер. – О чем ты?»
– Настало время прорваться. Любой ценой. Мы должны вернуться сейчас, понимаешь?
Больше она ничего не говорила.
Друзья мастера шепота вскочили на своих коней, обычных и переделанных, и стали облачками пыли на горизонте, умчавшись кто на юг, а кто на восток. Дрогон остался. Каттер не мог понять зачем.
– Что тебе нужно от этого сброда? Ты же был в городе… ты знаешь, что нас убьют, если мы вернемся.
–
«Тоже мне довод, – подумал Каттер. Кажущаяся инертность Совета ужасала его. – Если бы они посмотрели внимательно, то сразу поняли бы, что ошибаются… но они упорствуют, хотя и
Железный Совет шел через сплошной туман. Овраги, пригорки и рощицы будто складывались из капелек висевшей в воздухе влаги за миг до приближения поезда и таяли, едва он проходил.
Смутно различимый пейзаж, местами такой знакомый, пробуждал забытые воспоминания. Это были нью-кробюзонские земли. По кустам боярышника, стряхивая с веток капли, порхали чижи. Это была нью-кробюзонская зима. До города оставалось несколько недель пути.
– Однажды, много лет назад, с нами шел один человек, – сказала Анн-Гари Каттеру. – В то время мы еще не стали Советом, к нам явился Паук и открыл нам тайны. Тот человек спятил и говорил только о Пауке. Он был вроде пророка. Но скоро он всем надоел, а потом на него вообще перестали обращать внимание. Мы его даже не слышали. Он говорил, а мы не слышали ни единого слова. Так и ты. «Поворачивайте, поворачивайте». – Анн-Гари улыбнулась. – Мы больше не слышим тебя, парень.