— С ней все будет в порядке. Может быть, на это уйдет время, но она вернется в норму, потому что ее одержимость — это борьба за то, чтобы вспомнить. Сейчас она начала вспоминать, и ей уже не нужно бороться.

Д’жоржу, как и обычно, успокаивало одно присутствие Джека, создававшего вокруг себя атмосферу спокойствия и надежности.

— С ней все будет в порядке, если мы сумеем выбраться отсюда живыми и с нетронутыми воспоминаниями.

— Выберемся, — произнес Джек. — Как-нибудь выберемся.

Стоило Доминику увидеть Паркера, как он испытал прилив теплоты. Он обнял коренастого художника и спросил:

— Черт побери, как ты здесь оказался, мой друг?

— Долгая история, — ответил Паркер.

Печаль на его лице и в глазах лучше всяких слов говорила о том, что по крайней мере часть его истории была безрадостной.

— Я совсем не хотел, чтобы ты настолько увязал в этом, — сказал Доминик.

Паркер, глядя на корабль, ответил:

— А я бы ни за что не хотел пропустить такое.

— Что случилось с твоей бородой?

— Когда тебя ждет встреча с такой компанией, — проговорил Паркер, показывая на корабль, — не мешает побриться.

Эрни подошел к борту корабля и теперь смотрел во все глаза, прикасался к нему.

Фей осталась с Бренданом, так как беспокоилась за него. Несколько месяцев назад он потерял веру — или решил, что потерял, что было для него не лучше. И вот сегодня он потерял отца Вайкезика — сокрушительный удар.

— Фей, — сказал Брендан, глядя на корабль, — он воистину замечателен, правда?

— Да. Я никогда не увлекалась историями про другие миры, никогда не задумывалась о том, что они значат… Но это конец всего и начало чего-то нового. Замечательного и нового.

— Но это не бог, а я всем сердцем надеялся, что это бог.

Она взяла его за руку: