— Сейчас же иди! — прокричал он ей снова — Ты мокрая вся как лягушка.

Дмитрию это не особо понравилось, но девчонка она есть девчонка. Вера и вправду, дождя не могла еще видеть. И это явление природы ей вскружило голову. Она Вера, ребенок военной эпохи и дождь для нее как нечто сверхестественное и необъянимое. И Егоров Дмитрий это понимал. И поэтому жестко не смотрел на ее сегодняшнее ночное непослушание.

Вдруг Вера сорвалась с места и подбежала к нему. И обхватила его мокрыми девичьими голыми руками. Вера прижалась к нему сама и прижала его к себе. Дмитрий не ожидал такого. Такой силы от молодой совсем еще девчонки он не ожидал. Силы в ее обхвативших его за спину руках.

Это была необычная сила для столь юной девчонки. И Дмитрий отметил это для себя. А робот ТОК715 не совсем размерил и рассчитал свою силу машины.

Может, от захватившего машину радости и восторга. От возникших радостных почти человеческих в своей программе эмоций, которыми была наделена машина. Это входило в программу киборга гибрида ТОК715. И дождь вызвал переизбыток этого неконтролируемого самой машиной восторга.

ТОК715 немного перестарался и это заметил Дмитрий. Но так и не понял, что к чему. Егоров Дмитрий был простым деревенским мужиком, который кроме своего домашнего хозяйства и вокруг соснового и елового таежного леса в жизни ничего и не видел. И был далеким от понятия робототехника и программирование. Здесь в лесной глуши в верховьях Маны, и в деревне староверов.

Дмитрий, почувствовал, как хрустнуло в спине в его пояснице под обхватом тех мокрых в дождевой воде девичьих рук.

— Вера — он быстро ей сказал — Ты раздавишь меня…Отпусти, Вера…

Робот, мгновенно, поняв свою допущенную ошибку, ослабил хватку и отпустил Дмитрия, глядя виновато по-детски в его, почти старика глаза, карими, почти черными девичьими под изгибом черных бровей глазами.

— Простите, дядя Дима — произнесла Вера, снова обняв его за поясницу и спину, но уже мягко и более нежно и острожно, быстро соизмеряя давление своей гидравлики и сервоприводов. И прижавшись снова к груди почти уже старика Егорова Дмитрия. Понимая допущенную, чуть не ставшую трагической оплошность.

— Иди домой, Вера — произнес еще раз Дмитрий, сам прижав Веру к своей груди, как словно был ее родным отцом.

— Иди домой и оденься во что-нибудь сухое — произнес он ей тихо, а сам прижимал прижитую несовершеннолетнюю красивую мокрую всю в теплой дождевой воде сожительницу. Сам уже тоже весь мокрый от бурного ливня.

— Дядя Дима — прошептала Вера ему — Дождь — Это так здорово.