– Смех служит тонизирующим средством в тяжелые времена. Я забочусь о вашем же благополучии.

– Ну, там, куда мы пойдем, особо не посмеешься.

– В каком смысле? – спросила Хильди, хмуря брови.

– За его величеством послали.

Хальдер потянул на себя зарешеченную дверь.

– О черт! – Орсо с максимальной небрежностью прислонился к сырой колонне посередине погреба. – Неужели мне действительно так уж необходимо покидать свои апартаменты?

– Боюсь, что да.

– Хильди, скажи повару, чтобы приготовил утреннюю трапезу к моему возвращению!

И с этими словами он стремительно выскочил из погреба. Он знал, что его прислуга терпеть не может, когда он так делает. (Орсо гораздо больше нравилось называть их «прислугой», а не «тюремщиками».)

…Он не осознавал, насколько тепло в дворцовых подземельях, пока не вышел на открытый воздух.

– Ну и холодрыга у вас тут снаружи! – охнул он.

Сад стоял замерзший, каждая ветка каждого дерева была очерчена снегом, водосточные трубы были увешаны поблескивающими сосульками, кучи палой листвы с плюща, увивавшего дворцовые стены, сверкали морозными иголками. Зрелище могло бы быть прелестным, если бы он был несколько лучше одет, но, даже несмотря на то, что на нем были намотаны все тряпки, еще остававшиеся в его пользовании, морозный воздух все равно кусал за все части тела. Орсо не знал, что лучше: дуть на руки или держать их под мышками, и в результате остановился на том, что дул на левую, засунув правую под мышку, и через каждые несколько шагов менял их местами.

– Куда мы, собственно, идем?

– Вам понравится, – отозвался Хальдер, взглянув на него через плечо.

Выражение его лица подразумевало, что ему вряд ли понравится. Вообще, Орсо уже много недель не нравилось ничего из того, что он видел. До Великой Перемены он часто шутил, что быть Высоким королем Союза – худшая работа в мире. После Великой Перемены это была уже не шутка. До него доходили известия, что в городе продают ночные горшки с его лицом на внутренней стороне чаши. Было время, когда адуанские дамы стремились забраться к нему в постель – теперь они стояли в очереди, чтобы на него испражниться. Он не мог бы сказать, что этого не заслужил.

На парк падал снег: всего лишь грязные пятнышки и точки на фоне Дома Делателя, силуэт которого вычерчивался в снежной дымке. В парке было практически пусто. Одинокие фигуры, оскальзываясь, брели по обледенелым дорожкам, их дыхание клубилось вокруг лиц. Пара детишек, невероятно легко одетых для такой погоды, кругами гонялись друг за дружкой, оставляя спирали следов; их лица и руки были красными и обветренными, они хватали с земли снег и кидали друг в друга. Это были не столько снежки, сколько просто потоки сверкающего рассыпчатого праха. Вот они шлепнулись вповалку и забарахтались в сугробе; их смех звонко запрыгал вокруг.