Такой план показался удачным.

Опустив плечи, я сменила тему:

– Можно кое-что спросить?

– Чувствую, что если скажу «нет», тебя это не остановит.

Он прав. Не остановит. Я понизила голос:

– Кастил сказал, что если я откажусь от брака, то он отпустит меня. Отвезет в какое-нибудь безопасное место. Он говорил правду?

Киеран посмотрел на меня, подняв брови.

– Ты по сути просишь меня предать его?

– Я не прошу… Ладно – да, прошу.

– Он не обманывал, – через некоторое время ответил вольвен. – Если ты откажешься, он тебя отпустит. Но я сомневаюсь, что ты от него избавишься.

Уголки моих губ опустились.

– Если я от него не избавлюсь, то как же он меня отпустит?

Киеран повел плечом.

– Одно не исключает другого.

Я нахмурилась сильнее, но, глянув на дверь, покачала головой. То, что он не обманывал, кое-что значит. Нет, это значит многое, ведь Кастил пойдет на все, чтобы вернуть брата.

Но ради достижения своих целей он не станет принуждать меня выйти за него замуж, не станет использовать для выкупа. Впервые с тех пор, как все началось, я в самом деле осознала, что его планы изменились задолго до того, как я это поняла. Возможно, даже до того, как он сам понял, что они изменились. И это не просто его собственные утверждения или слова Киерана. О переменах свидетельствовало все, что сказал вольвен, и действия самого Кастила. Я просто не хотела это принимать, видеть и понимать. Потому что, хотя Кастил не чудовище, он способен на чудовищные поступки, чтобы добиться желаемого. Но я – исключение. Его нельзя назвать хорошим парнем – спасителем или святым. Чтобы освободить брата, он убивал. Использовал бесчисленное множество людей, как смертных, так и атлантианцев, чтобы его спасти. И по-прежнему пойдет на все. Цель для него оправдывает средства.

Но Кастил провел черту, которую не перейдет.

И эта черта – я.

Признать это было страшно. Мое сердце уже колотилось, распирающее ощущение в груди вернулось. И это напугало меня. Игнорировать и отвергать свои чувства к нему было легче, когда я могла убедить себя, что я для него – всего лишь пешка. Еще одно средство для достижения цели.

Теперь же нельзя ничего игнорировать или отрицать.