С внутренних стен на нас и рабочих смотрели десятки любопытных черных глаз. То были жены и дети этих мужчин, наблюдающие за тем, как работают их мужья и отцы. Как и у прочих обитателей крепости, у них были свои задачи и обязанности, а также свободное время, которое дети любили проводить на стенах.

"Внутри нам слишком жарко", — так сказал Выгыргырлеле.

Детям, даже если бы они мешали моим людям, я отказать не могла. Один лишь взгляд и больших, полных наивности и доброты глаз вводил меня в ступор и согревал мое сердце, поэтому частенько детишкам прощались небольшие шалости, за которые мои воины бы бегали по внешней стене без одежды.

Мы поднялись на внешнюю стену и я устремила свой взгляд вдаль, вглядываясь в бесконечную белую пустыню и надеясь увидеть хотя бы след своих врагов. Но сколько бы времени ни прошло, они все медлили, выжидали. Их силы росли с каждым днем, все больше следов на снегу замечали разведчики и охотники. От мыслей, что вся эта мощь вскоре обрушится на наши головы, мне становилось не по себе.

— Это очень печальный край, — вдруг сказал Леродот. — Белый край. И ничего больше.

— Разве ты никогда не видел снега? — спросила я, не поворачивая головы.

— О нет, что ты, конечно видел, — улыбнулся священник. — Но там, в Остмарике, снег совсем другой. Мне трудно описать это на вашем языке, но я бы хотел, чтобы ты увидела, как он покрывает ветви древних дубов. Как иногда спадает с крыш домов, попадая на головы детей. А они радуются, радуются...

— Да уж, — я вздохнула. — Надеюсь увидеть этот ваш город всех городов.

— Увидишь, непременно увидишь.

Так проходили дни, недели. Жизнь продолжалась своим чередом, тут и там возникали мелкие проблемы, которые я старалась решить, но в целом все было хорошо. Крепость жила своей жизнью, а мне оставалось лишь наблюдать за всем этим с высокого шпиля, лишь иногда вмешиваясь в происходящее.

Печальным было то, что Леродот часто был слишком занят, чтобы побеседовать со мной. Его пастве нужна была вера, нужен был пастух, что направит свое стадо на путь истинный. Это не вера северян, где к духам мог обратиться любой, кто бы их заинтересовал, нет. Трехликий молчал, этот бог был глух к молитвам своих людей, и говорил с ними лишь устами священников.

Задумавшись о том, какой удивительный мир лежит к югу от этого проклятого места, я не заметила как в комнате появилась темная фигура с кривым мечом на поясе. Сих покашлял, дабы привлечь мое внимание, и, наконец, я взглянула на него.

— Да?

— Зря ты так. — негромко сказал он.

— О чем ты? — я непонимающе взглянула ему в глаза.