Походу, она решила устроить спарринг и выпустить пар. Понимаю, мысль неплохая. Но тогда проигрывать или поддаваться нельзя — почует и наверняка обидится. Навыки у неё, как выясняется, очень даже приличные, так что поймёт, если стану поддаваться.

Я бы — понял.

Но и победить проблематично будет — у меня только шест, а у неё — щит и копьё. Увы, подобного рода бои никогда не были моей сильной стороной — так, для общего развития баловался…

Надо ей ближний бой попробовать навязать, что ли… Насколько я помню, «дори» — не самая хорошая штука для сражения накоротке.

Романович рванула ко мне.

Рубящий удар копьём сверху, закрылась щитом от моего тычка. Уколола в ответ, крутанулась на месте и ударила ногой, растянувшись в шпагате. И в отличие от тех же японцев, такой балет в исполнении Ольги не был просто красивой показухой — била она от души. И быстро — очень быстро, так что подсечь опорную ногу и увернуться от удара одновременно я не успевал. Пришлось просто отскочить назад.

— Так за что ты меня невзлюбил? — спросила принцесса, выставляя щит и кладя копьё поверх него. — Это из-за моего происхождения?

— Нет, — ответил я, раскручивая шест вокруг себя и напитывая его энергией побольше. — Я знаю лишь то, что ты первая принцесса Волыни.

— Ты не знаешь, кто моя мать? — прищурилась Романович.

— Королева… Волыни? — предположил я. — Прости, знания о высшем свете — не самая моя сильная сторона.

Что не очень-то и хорошо. Если я задумал играть в высшей лиге, то мне это пригодиться куда лучше, чем умение распознавать десятки разных тварей… Увы, но таким обычно занимаются специально обученные отделы при княжеской канцелярии и дружине, а одиночка типа меня может разве что почитать раздел сплетен в газетах.

— Допустим, — сказала Ольга. — Но если ты даже не знаешь, кто моя мать, тогда почему я тебе так неприятна? Я же вижу это. Просто скажи — почему.

…Скажи — ты веришь в судьбу, Конрад Винтер?

Очнись, Конрад, она не та, кого ты помнишь. Она — не Кровавая Леди, и, возможно, ею никогда не станет.

Я сужу её за поступки, которые она не совершала, и за жизнь, которую не прожила.

Перекладывать грехи леди-протектора Галиции на шестнадцатилетнюю девчонку? Это просто-напросто неправильно. Они — разные, они — два разных человека, если начистоту. Эта Ольга вряд ли бы лично казнила провинившихся, та Ольга — не стала бы дружески болтать с первыми встречными дворянами из провинции. Эта девчонка не ломалась и её не ломали, ту — уже было не собрать воедино.

Наверное. Или мне так просто удобнее?