Я сужу принцессу Ольгу, но чем я лучше? Почему я всё ещё считаю себя лучше?
Если мне кого и следует судить, то в первую очередь себя.
Так что, я — неправ. Так что, я — виноват.
— Ты… похожа на одного человека, — сказал я. — Очень похожа, почти одно лицо, и это… Прости, я не хотел тебя обидеть, но каждый раз когда вижу тебя, то…
— Ты ненавидишь этого человека? — спросила Ольга.
— Да.
Это неправда.
— Нет.
Это тоже неправда.
— Я не знаю, — признался я. — Сложно сказать. Иногда мне кажется, что я виноват перед ней. Что не протянул ей руку — в последний раз, когда это ещё можно было сделать. А иногда я считаю её злом и думаю, что поступил правильно. Но проще от этого не становится.
Выговориться по сути незнакомому человеку оказалось на удивление легко — легче, чем если бы это был кто-то из близких.
И я всё-таки не сказал о том, что всё, что я ненавидел в Батори — я ненавидел и в себе.
Мы были похожи — в той, прошедшей и не случившейся жизни. Нас обоих поломало, а в тех обломках, что остались — было слишком мало человеческого. Слишком мало человечности.
Не Ольгу я ненавидел. Я ненавидел то, о чём она мне напоминала.
Семья заставляла вспоминать меня только хорошее — то время, куда я хотел и рад был вернуться. А Романович оказалась той неприятной ниточкой, что вела в будущее, где не было ни единой капли надежды.
— Ты можешь это исправить?
— Нет. Она умерла.
— Мне жаль.
Странно, но ей кажется действительно было жаль незнакомого ей человека…