Когда мы почти дошли до заднего угла лазарета, до нас донёсся злобный шёпот:

— Ты, урод безмозглый! — и звук удара.

А ведь это был голос Николая Плетнёва.

Я замер у самого угла, сделав знак Громову тоже остановиться. Выглянул. Ещё два шага — и будет та самая калитка.

Она висела между двумя массивными кирпичными столбами. И была приоткрыта… За высокой живой изгородью никого не было видно, но уличный фонарь отбрасывал в просвет калитки на тротуар двигающиеся тени.

— Я же не зна-а-ал… — донёсся плаксивый голос.

Разговаривающие старались вести себя тихо, но все были явно на эмоциях.

— Ты мне всю жизнь будешь этот должок отдавать, — и новый удар.

Ограда чуть звякнула от уперевшейся спины того, кого Плетнёв воспитывал.

— Про ключ от этих ворот никто не должен был знать, — ругался он, — Какого хрена ты отдал его белобрысому?!

— Да он же… на мозги мне повлиял…

— Если б они у тебя ещё были, — послышался третий голос.

Кажется, это тот самый Антуан-пеликан.

Я поморщился. Ясно — Плетнёв и его компания. Твою псину, их мне тут не хватало…

Фёдор мне шепнул:

— Я ж тебе говорил, тот белобрысый оракул убежал к Стражам Душ. Явно из-за него дерутся.

Кивнув, я прижал палец к губам. Сейчас шептаться было опасно.

Честно, я надеялся обойтись малой кровью, покидая академию. Или вообще без крови. Хотя труп этого толчкового пса Плетнёва я перешагну без особых угрызений совести.

Оглянувшись на Фёдора, я шепнул:

— Иди, Гром.