Она грустно стояла, слушая короткую церемонию прощания и быстрые надгробные речи. Говорившие, казалось, терялись, не зная, что сказать. Здесь присутствовало много людей из Да Винчи, коллег Спенсера в его конструкторские годы. Его явно многие любили, чего Майя никак не ожидала, хоть и сама его любила. Удивительно, как такой скрытый человек мог привлечь к себе стольких людей. Наверное, каждый по-своему объяснял пробелы, что в нем были, и любил его как частичку себя. Все они так делали – просто так устроена жизнь.

Но теперь его не было. Они спустились в гавань, и инженеры выпустили гелиевый шарик, а когда он поднялся на стометровую высоту, из него начал медленно высыпаться прах Спенсера, становясь частью тумана, голубизны неба, медных оттенков заката.

В следующие дни вся эта толпа рассеялась, и Майя бродила по Одессе, рыская по магазинам подержанной мебели, отдыхая на скамьях, что стояли вдоль набережной, и наблюдая за солнцем, отражающимся от воды. Она была рада снова здесь оказаться, но все еще ощущала, что ее скорбь по Спенсеру оказалась сильнее, чем она предполагала. Эта скорбь омрачала даже красоту этого прекраснейшего из городов, напоминала о том, что сейчас, приехав сюда и поселившись в старом доме, они пытались сотворить невозможное – вернуться назад, отвергнуть ход времени. Это было безнадежно: время все равно двигалось вперед, и все, что бы они ни делали, – они делали в последний раз. Привычки были отчаянной ложью, они создавали чувство, будто существовало нечто нерушимое, но на самом деле все когда-нибудь заканчивалось. Сейчас в последний раз она сидит на этой скамье. А если выйдет на набережную завтра и опять сядет на нее, то все уже будет по-другому, это тоже будет последний раз – и так все будет когда-нибудь заканчиваться. Последний раз снова и снова, еще и еще, одно последнее мгновение, а за ним следующее, завершенность за завершенностью в неразрывной бесконечной последовательности. Она не могла этого до конца понять. Этого нельзя было ни выразить словами, ни сформулировать в мысль. Но она могла это чувствовать – будто ее все время несла вперед волна или подталкивал ветер, отчего все вокруг проносилось так быстро, что она едва успевала думать и даже как следует чувствовать. Она размышляла ночью в постели, это был последний раз для этой ночи, и она обнимала Мишеля, крепко-крепко, будто могла все остановить, если достаточно его сожмет. Будто могла сохранить Мишеля, тот маленький мир на двоих, что они построили…

– О, Мишель, – проговорила она испуганно. – Все происходит слишком быстро.