Я говорил это, опустив голову, по большому счёту самому себе. Я ведь не был таким, как сейчас. Я был среднеарифметическое меж мной теперешним и Я-2. Этот мир, эта война, эти люди, увиденное, пережитое – всё это изменило меня. Как огонь очищает стальную заготовку. Всё лишнее, наносное, грязное в моей душе, та скорлупа апатии, равнодушия, которыми обычно покрыты сердца – выгорело, осыпалось окалиной. И то, что раньше казалось смыслом жизни – вдруг оказалось ничтожным, шелухой, пылью. А то, что было скрыто, на что не обращал внимания, не знал, что есть в тебе это – оказалось важным, ценным, главным.

Я поднял голову. Я-2 был удивлен, Кадет – восхищён, Настя – плакала молча, закусив кулак. Что же ты, Ангел? Увидела душой своей женской этот очищающий огонь? Не надо плакать. То, что нас не убивает, делает нас сильнее.

– Кадет. У нас был журнал боевых действий. Ты ведёшь его?

Миша немного смутился:

– Да. Я помню, чем отличается Особый отдельный истребительный батальон НКВД от банды махновцев.

– Хорошо. Хоть этим будем отличаться. Веди его. Это не только отчётный документ, но и память. Нас не будет, а потомки наши будут знать, что мы не сдались, не сломались. Что мы – выполняли свой долг, как смогли и сколько смогли.

– Что за упаднические настроения, командир? – спросил Леший, плюхаясь рядом. – Ужели чутьё твоё знаменитое скорый конец наш чует?

– Нет, слава богу. Так, молодого строю.

– А-а. Только при барышне не надо было бы.

– Так я нежно, деликатно.

И Кадет и Настя сильно застеснялись, отошли.

– Что там, Лёш?

– Тихо там, – Леший зыркнул на немца, но всё одно продолжил: – Обложили нас, как волков красными флажками. Войск нагнали. Я насчитал до двух батальонов. И мотоциклисты патрулируют.

Настя вернулась, принесла Лешему закопчённую, парящую кружку. Леший схватил её обеими руками, полностью охватив, глотнул. Лицо его разгладилось, он закрыл глаза и улыбнулся:

– Так что, командир, у нас тут пат. И они не могут нас достать, но и мы не можем выскочить. Одно хорошо – эти роты им сейчас в другом месте нужны, а мы их тут без боя сковали. Может, мужикам там легче будет. Не могут же они везде и постоянно быть сильными.

– Алёхин, ты прямо на глазах моих растёшь! У нас все глаза повытаращивали и думают уже, что немец бессмертный, танки у него бесконечные, боеприпасов под каждым кустом по складу, а ты вон как!

Леший усмехнулся, но ничего не ответил, чай пил, наслаждаясь. Из будущего чай, судя по долетевшему запаху.

– Так и просидел бы на этом острове до конца войны. Вылез, немца поотстреливал, как волков бешеных – и нырк! – сюда.