Грохот пуль по броне я услышал раньше, чем выстрелы.

– К бою! – закричал я, захлопывая люк и дав газу.

Это была одна из засад немцев, очаг их обороны, выставленная на дороге. Танком проутюжил их окопы, раздавил противотанковую пушку, не дав её развернуть. И… провалился в блиндаж. Да так, что нос танка задрался в небо, а грузовик, так и последовавший за мной в атаку на привязи, врезался бампером в корму. Бойцы, посыпавшись из кузова, добили немцев.

Итог их засады на нас (или нашего налёта на них – мы вышли им в спину): двенадцать тел в серых шинелях и серых женских платках, уничтоженное 37-мм орудие, захваченный пулемёт. Потери с нашей стороны: обездвиженный транспорт – и танк, и авто, двое убиты, трое, в том числе отец Анатолий, ранены. Прохор тут же ими занялся.

– Занимаем круговую оборону! Померенцева! Связь!

Доложил «Берлоге» о своём местоположении и происшествии. Конечно, эзоповым языком. Обещали прислать помощь.

Пока ждали, помародёрствовали, но немцы и сами были как церковные крысы – без еды. Пожевали сухарей и снега. Замёрзли ещё больше.

Раздавленная землянка начала дымить. Видимо, в ней мы раздавили не только немцев и их припасы, но и печку. Обидно будет, если танк сгорит. С ним мы ничего сделать не смогли, а вот грузовик завёлся, и всей толпой его толкнули назад метра на два. Но дальше ехать не рискнули – по этой дороге он не пройдёт.

Через два с половиной часа (кстати, только сейчас обратил внимание, что это уже четвертый или пятый бой, а часы ещё ходят, что порадовало) прибежал дозорный, только что смененный:

– Гул двигателей с востока, наши!

– Не факт. Рота! К бою!

На нас вылетел широкогрудый танк с трапециевидной башней, ходко подминавший снег широченными гусеницами. Т-34. Вот ты какой!

Я развернул изрядно простреленное полотно флага с коричневым пятном крови. Пятно не будет отстирано никогда! Это честь для нашего знамени, а для нас честь – такое знамя!

Танк встал как вкопанный, но из-за него вылетел второй. Оба повернули на нас башенные орудия. Я их довольно невежливо и не литературно спросил об этом их занятии и их психическом самочувствии.

Из-за танков выбежали с десяток автоматчиков в белых полушубках, люки танков наконец открылись, показалась знакомая рожа – Кельш собственной персоной. Я в том же стиле спросил его, что старший майор ГБ тут, в тылу врага, делает, показав на раздавленное орудие, спросил о его психическом самочувствии и умственном развитии. Я также выразил сожаление, что столь высокоценный потенциальный «язык» не прибыл сюда на три часа раньше, и выразил соболезнование нашей армии, которая осталась бы без Кельша.