Он джантировал.

Он был на борту «Номада», плывя через бездонную стужу космоса. Он стоял у двери в никуда.

Холод казался вкусом лимона, а вакуум когтями раздирал кожу. Солнце и звезды били все тело лихорадочной дрожью.

— ГЛОММНА ФРЕДНИИТ КЛОМОХАМАГЕНЗИН! — ревело в его уши движение.

Фигура, обращенная к нему спиной, исчезла в конце коридора; фигура с медным котлом, наполненным пищевыми концентратами. То был Гулли Фойл.

— МЕЕХАТ ДЖЕСРОТ К КРОНАГАНУ НО ФЛИММКОРК, — рычало его движение.

— Аха! Ох-хо! Мгит нок тукак, — отвечали завихрения света и теней.

— Оооооох? Соооооо? Неееееее. Аххххххх, — бормотал тянущийся за ним потревоженный мусор.

Лимонный вкус во рту стал невыносим; раздирающие тело когти были мукой.

Он джантировал.

И появился в полыхающем горниле под собором Святого Патрика всего через секунду после своего исчезновения. Его тянуло сюда, как снова и снова притягивает мотылька манящее пламя. Он выдержал в ревущей топке всего лишь миг.

И джантировал.

Он находился в глубинах Жофре Мартель. Бархатная бездонная тьма была раем, блаженством, эйфорией.

— А-ах! — облегченно выдохнул он.

— АХ! — раздалось эхо его голоса, и звук предстал ослепительно ярким узором света:

Горящий Человек скорчился.

— Прекратите! — закричал он, ослепленный шумом. И снова донесся сверкающий рисунок эха: