– Если шум поднимется, то водитель нас заложит, – сказал Лион. – На всякий случай, но заложит. Это же отморозок…

– Элли сказала, что о водителе позаботятся другие, – отрезала Наташа.

Я вздрогнул:

– Ты что?

– Что слышал!

– Мы так не договаривались! – выкрикнул я.

– Мы никак не договаривались. – Глаза у Наташи стали гневные, яростные. – Это война, Тиккирей! Настоящая война, понимаешь?

Я понимал. Мы и сами шли не для того, чтобы пить чай с Берманом и его дочкой. Вот только… олигарх хотел предать Империю, а водитель был отмороженным, больным, ни в чем не виноватым.

– Все-таки это неправильно, – сказал я. – Мы не должны так делать.

– А больше никак нельзя, – сказала Наташа. – Это война. Верно, Лион?

Лион отвел взгляд и ничего не сказал. Ни мне, ни Наташе.

Больше я не спорил.

Мы шли мимо купола, невольно поглядывая на мирок за прозрачной стеной. Там росли деревья – не такие, как везде, с очень темной листвой и мохнатыми кольчатыми стволами. Иногда среди листвы мелькало что-то яркое – наверное, те самые бабочки, но толком разглядеть их не удавалось. Я подумал, что надо будет по-настоящему сходить в парк. Если все кончится хорошо.

А как это – хорошо?

Если мы убьем Бермана и его дочь?

Мне хотелось захныкать. Не заплакать, а именно захныкать, словно маленькому ребенку. Плачут от горя, а хнычут – от беспомощности.

– Пристрелит нас охрана, – сказала вдруг Наташа. – Не верю я, что у Элли все получится. Не верю!

И тогда я разом перестал трястись. В самом деле, почему это я решил, что мы пройдем мимо охраны? Мало ли, что там наобещала самонадеянная девчонка Элли… Застрелить нас, конечно, не застрелят, мы же не станем воевать с охраной. А вот арестуют наверняка. Может быть, это и будет самым лучшим выходом. Приказ мы исполним, а что выполнить задание не удастся – так это не наша вина. Сами виноваты, не будут поручать таких заданий подросткам.

– Тише ты, – сказал я. – Расшумелась.

Наташа удивленно посмотрела на меня, но возмущаться не стала. Мы молча двинулись по тропинке в глубь парка. Здесь никого не было, и сама тропинка была запущенная, сквозь серый щебень пробивалась трава, уже пожухлая и желтеющая. Где-то над головой стрекотала невидимая птица.