– Фаг, – поправил ее Стась. Но Снежинская не обращала больше на него внимания:

– Как твое самочувствие, Тиккирей?

Я промолчал. Не говорить же «нормально».

– Тиккирей?

– Спасибо, а как ваше?

И Ада, и все ее клоны заулыбались.

– Нормально, малыш, – ответила Снежинская. – Ты ведь не хотел меня убить на самом-то деле. Рана неприятная, но она заживет. Скажи, Тиккирей, ты поговорил со своим другом?

– Вы же знаете, что поговорил, – пробормотал я.

– Знаю. Ты убедился, что тебя отправили на Новый Кувейт как приманку. Фаги ловили меня, а ты был живцом. Приятная роль?

– Я бы и сам стал помогать фагам, – ответил я. – Они зря мне не сказали, в чем дело. Но я понимаю, ведь это все очень секретно. А я мог проболтаться.

Ада Снежинская удивленно приподняла бровь. Стась тихонько засмеялся.

– Тиккирей, я знаю тебя как облупленного, – сказала Ада, отсмеявшись. – Ты – это я. Я была мальчиком, я была девочкой. Я была сотнями мальчиков и девочек. Я помню себя в твоем возрасте. Все твои реакции предсказуемы. Словно в каком-то возрасте с каждым ребенком случается реакция запечатления на взрослого человека – и он начинает слепо его копировать, подражать, преклоняться. Но все-таки… почему ты так защищаешь фагов?

– Может быть, они и врут, – ответил я. – Может быть, они со мной поступили нехорошо. Но…

– Но? – заинтересованно продолжила Снежинская. – Но Стась твой друг? Все дело только в этом?

– Не только. Они тоже врут, но им стыдно. А вам – нет.

– Это называется фарисейством, Тиккирей Фрост. Делать нехорошие поступки и сожалеть об этом.

– А делать и не сожалеть – это называется подлостью!

– И в чем же подлость? В том, что быдло получило одну идеологию вместо другой?

– В том, что Стась никогда не называл людей быдлом.

Ада Снежинская посмотрела на Аллу Нейдже. Словно бы в замешательстве.