Завалился на кровать, прикрыв ладонью глаза, стараясь абстрагироваться от окружающего мира. Выходило плохо, мысли закручивались в тугой клубок, грозя обрушиться с горы злости лавиной ярости.

Я резко сел на кровать. Надо прогуляться, иначе я себя снова загоню в тяжёлую меланхолию. Нашел старый брючный ремень, перекинул через голову, положил гипс на кожаную полоску, затем надел куртку. Прихватил лечебные снадобья, надо соблюдать режим, а то я и так пропустил изрядно. Мельком глянул в окно ага, как обычно, намечается дождь. Вышел на кухню, после секундной заминки надел сапоги, и схватил кожаную кепку с вешалки, вышел на свежий воздух. Встал посередине асфальтной дороги прикидывая, куда податься: направо или налево, что там, что там ничего примечательного не было. В итоге повернул налево как любой уважающий себя мужик. Ведь если на душе хреново надо идти налево там всегда весело и беззаботно.

Из головы никак не выходили бабкины слова о невозможность существования колдунов с обычными людьми. Неожиданно из всей этой каши вынырнули детские воспоминания и образы родителей, я редко про них вспоминаю. Помню их смутно: отцовские очки, мамина улыбка запах шоколада, не вкус и именно запах. Мне было лет пять, когда они уехали поднимать целину, или строить БАМ, я уже и не помню. Помню, что они уехали, как только у меня проявились задатки к колдовству. Что и неудивительно, они были ярыми сторонниками научного атеизма, и отвергали все, что не вписывалось в привычную трактовку коммунистического мира. Если с бабкой они еще как-то мирились, считая ее пережитком древности, но мысль, что сын не такой, было выше их сил. По крайней мере именно так их оправдывала бабушка. Они приезжали редко раз в полгода или даже реже, всегда веселые и полные всяческих историй. Именно тогда я был абсолютно счастлив. А потом они снова уезжали, не давая мне пояснений, почему не берут с собой. И это каждый раз была трагедия, для маленького меня. До самого их последнего визита, я так и не смог свыкнуться с мыслью, что они меня бросают. А потом пришла короткая телеграмма мол, погибли после взрыва на заводе, похоронены на месте. Заработанные деньги пришли месяцем позже. Они так и лежат у бабушки в этажерке все до последней копейки. Так что воспоминания о моих родителях разделены на две части, светлая, где они рядом и черная, когда они уезжают. Ведь мой отец родился в простой семье, да и с бабкой у него отношения были напряжёнными…

— Серый ты что ли? — зычный голос вырвал меня из плена воспоминаний.

Я резко остановился, хоть и звали не меня, нашел взглядом орущего и с прищуром посмотрел на широко улыбающегося мужика лет так за пятьдесят, с явными следами алкогольной зависимости.