— Больно!.. — охнула Инга. — Ну, мне говорили, что придется подождать пару дней.

Так что угомонилась и скоро уснула. А он никак не мог заснуть, впервые за долгое время делил постель не с Элизой.

Утром Инга еле дошла до ванной. — Хорошо, что я могу вызвать машину, — вздохнула она.

Он написал ей адрес «Пинегина» (теперь придется заглядывать в почту), спросил карточку и перевел на счет Инги немалую сумму, не обеднеет. Девушка глянула на появившееся сообщение и порозовела.

— Ой, а ты богатенький! Спасибо.

— Ну, не очень, но на жизнь хватает (тут он слукавил). Не отказывайся.

— Я и не буду, нас учили с благодарностью принимать любой подарок. Это даже не облагается налогом.

Глазенки заблестели: видно, стала прикидывать, какие обновы сможет купить. Хоть одно доброе дело сделал. А Инга позвонила, чтобы приезжала машина.

— Ты уж извини, на семинаре надо будет поделиться, как у нас с тобой вышло. Надо же обучать новеньких, — она прыснула. — Не бойся, ни имен, ни фото. И тебе больше никого не пришлют, только мне можешь позвонить через денек-другой. Можно и повторить для верности.

Она снова хихикнула, поцеловались на прощание, и ушла. В номере сразу сделалось пусто. За окном заметно посветлело, и здесь сезон «белых ночей» подходил к концу.

Правильно, Элиза, ты боялась отпускать мужа одного. А что было делать? Отвергнуть девушку — оскорбление и страшный удар для нее. Было видно, что держится из последних силенок. Вдруг и правда сделала бы что-то с собой? А теперь ушла гордая, и может похвастаться перед участницами этой программы… Что-то не так с этой Империей, которая толкает девчонок чуть не на проституцию. Ведь у Инги не было даже короткого увлечения, сразу грубый секс: какое же представление о любви у нее сложится? А рассуждения об арийской крови — было уже такое в прошлом и плохо кое для кого кончилось. Впрочем, Россия и на своих ошибках не учится, а на чужих тем более…

Немного подремал, а когда окончательно проснулся, на душе стало спокойнее: что было, то было. В поведении Инги смешались расчет и девичья трогательность, не привык к такой двойственности в отношениях. Но не перевоспитывать же юную имперскую патриотку? А Элизе говорить не обязательно, он не первый неверный муж.

Когда уходил из гостиницы, администратор (еще прежняя) улыбнулась ему: — Вы довольны, господин Пинегин?

Толуман оглянулся, но больше в холле никого не было. — Да, вполне, — сдержанно сказал он.

— Если хотите, мы пригласим ее снова.

— Спасибо, у меня есть телефон.

Все боялся подвоха, но кажется, обошлось.

Прогулялся по набережной — прохладно, от реки веет свежестью, а по другую сторону величественная панорама: зеленый с белым Зимний дворец, шпиль Адмиралтейства, золотой купол Исаакиевского собора. Чувствуется имперский размах — это вам не захолустный Владимир, откуда столицу перенесли из-за близости к ставшей сомнительной Москве. Но за зданиями сгущается сумрак, восточная часть города уже в Лимбе.