Пока сидел в ресторане, солнце скрылось за серой хмарью, заморосил дождик. Кажется, типично питерская погода. Долго шел по улицам с редкими прохожими. Дом оказался большим (неужели еще с тех времен?), угрюмые желтые стены окружали похожий на колодец двор. Огляделся — никого. Хотя нет… словно согбенная фигурка промелькнула под аркой. Стало зябко: не старушка ли процентщица ожила и вернулась в Петербург конца двадцать первого века?.. Нет, это опять пронизывает холод от камня на груди! Повернулся, чтобы покинуть неприятный двор. Еще одна фигура мелькнула сбоку…

Почему-то он лежит щекой на мокром, а перед глазами глянцевитая брусчатка. Потом она начинает тошнотворно раскачиваться и уплывает во тьму…

Щека онемела от холода, и все тело болит, словно волокли по камням. С трудом открывает глаза. Да, он лежит на брусчатке, скрючившись в неудобной позе. С чего это ему вздумалось прилечь посереди двора?

Кое-как садится, шея одеревенела и ее трудно повернуть. Глядит на запястье, дорогих смарт-часов больше нет. Щупает карманы, исчезли телефон и карточка. В голове начинает проясняться — его банально ограбили. Оглушили, пока предавался фантазиям, возможно тем же приемом, что сам использовал в Ордосе — и забрали все ценное. Знаменитая питерская шпана. Ну, карточкой воспользоваться вряд ли сумеют: она должна заблокироваться, потеряв связь с владельцем. И камень на месте, видно поленились тщательно обыскать… А вообще сам виноват, слишком расслабился и стал походить на Матвея, который привык во всем полагаться на «Аргоса». Но и тот не поможет, если неожиданно тюкнут по голове.

Ладно, надо уходить. Добраться до отделения полиции, заявить об ограблении и попросить, чтобы затребовали образ карточки «Пинегина» (хоть об этом позаботился). И уезжать, ничего он в Петербурге не узнает.

Попытался встать на ноги, но не получалось, только испачкал ладони о брусчатку.

— Молодой человек, вам помочь? — раздался сверху скрипучий голос.

Поднял глаза: рядом та самая старушка — согбенная, в одном замызганном платье. Выходит, не показалось.

— Спасибо, я сам, — пробормотал он. Но ноги никак не слушались.

Вдруг, непонятно как, он оказался стоящим. Колени подгибались, однако удерживали вес непослушного тела. Старушка приблизила лицо — и совсем она не старуха, женщина средних лет с каким-то лисьим лицом. Блеклые голубые глаза. Рогна!

— Пойдем со мной, — так же скрипуче сказала она. — Злые люди обидели тебя, но я подсоблю.

— Вряд ли смогу… — Казалось, что проглотил ледяной ком, от которого по всему телу распространяется мелкая дрожь.