И больше никогда, поняла Дианора.

Тогда она огляделась и увидела Шелто, все еще стоящего на коленях, единственного живого человека на этом холме, не считая ее самой. Он тоже плакал. Но оплакивал ее, поняла Дианора, даже больше, чем мертвых. Его самые горькие слезы всегда были о ней. Но и Шелто показался ей очень далеким. Все казалось странно отдаленным. Кроме Брандина. Кроме Валентина.

Она в последний раз взглянула на мужчину, ради любви к которому предала свою родину, и всех своих мертвых, и собственную клятву отомстить, данную у камина в доме отца столько лет назад. Она посмотрела на то, что осталось от Брандина Игратского, когда душа покинула тело, и медленно, нежно наклонила голову и поцеловала его в губы прощальным поцелуем.

– В Финавире, – произнесла она. – Любовь моя.

Потом положила его на землю рядом с Валентином и встала.

Взглянув на юг, Дианора увидела, что трое мужчин и женщина с рыжими волосами спустились со склона того кряжа, где стояли чародеи, и быстро пошли по неровной лощине между двумя холмами. Она повернулась к Шелто, в глазах которого теперь читалось ужасное предчувствие. Он знал ее, вспомнила Дианора, он любил ее и знал слишком хорошо. Он знал все, кроме одного, и эту единственную тайну она унесет с собой. Эта тайна – только ее.

– Возможно, – сказала она ему, указывая на принца, – было бы лучше, если бы никто никогда не узнал, кем он был. Но мне кажется, мы не имеем права так поступить. Расскажи им, Шелто. Останься и расскажи, когда они придут сюда. Кто бы они ни были, они должны знать.

– О госпожа, – прошептал он, рыдая. – Неужели это должно кончиться вот так?

Дианора знала, что он имеет в виду. Конечно, знала. Ей не хотелось сейчас притворяться перед ним. Она взглянула на людей – кем бы они ни были, – которые быстро приближались к холму с юга. Женщина. Мужчина с каштановыми волосами и мечом в руках, другой, потемнее, и третий, поменьше ростом, чем его спутники.

– Да, – ответила она Шелто, глядя на их приближение. – Да, думаю, должно.

Она повернулась и оставила его на холме вместе с мертвыми ждать тех, кто сейчас шел туда. Оставила позади долину, холм, оставила звуки сражения и крики боли и пошла по самой северной из пастушеских троп, вьющейся на запад вдоль склона холма, вдали от всех глаз. Вдоль тропинки росли цветы: ягоды сонрай, дикие лилии, ирисы, анемоны – желтые и белые и один алый. В Тригии говорили, что этот цветок окрасился кровью Адаона там, где он упал.

На этом склоне не было никого, кто мог бы ее увидеть или остановить, и до ровного места было близко, а потом начался песок и, наконец, море, над которым кружились и кричали чайки.