— С ним всё в порядке. Судя по всему, никаких глобальных изменений в равновесии в ближайшую тысячу лет не предвидится. Видимо, даже бездушный мир умеет отличать добро от простого счастья.

— Тогда просто хорошие мысли будут уже хорошей идеей.

Анна не ответила.

Я вновь затянулся, обратив взгляд в небеса. Слишком странно и сюрреалистично всё вокруг выглядело. Я понимаю, нужно было нагнать атмосферы потери и грусти, но о боги, это ведь даже мою душу трогает. Ещё пару минут, и слёзы сами потекут. А я не плакал. Целых одиннадцать тысяч лет не плакал, и не хочу свой рекорд терять.

— Это мои… похороны, верно?

— У нас нет тела, но каждый год мы выкапываем новую могилу. И ставим на ней этот камень. Чтобы помнить.

Я тяжело вздохнул.

— Тогда добро пожаловать вам всем. Не думаю, что этот разговор повторится, Анна. Это как конец… Ну, конец линии. Жизни, судьбы — называй как хочешь. Я стою здесь в последний раз, курю последнюю сигарету и в последний раз вижу всех вас. Это конец, а потому спасибо, что забрались так далеко.

— Джон, не надо…

— Это мои похороны. Это мой конец, а потому спасибо, что вы все пришли. Я… Я думаю это лучшее, что только можно было сделать.

— Прошу, Джон…

— Моё время пришло. Не хочу оставлять вас позади, но дальше я пойду один.

Вместо ответа Анна вновь заплакала.

Я вновь затянулся, в последний раз. Щелчком отправил сигарету прямо на холмик. Она угодила прямо в плиту, отлетела от каменного покрытия и плюхнулась на сырую траву.

— Жизнь — не сказка. Здесь не бывает хорошего или плохого конца. Здесь есть правильный. Тот, к которому всё должно было придти. Тот, который мы определили сами. Тот, который выбрал я. Конец не Второго Хранителя, а человека по имени Джон.

— Ты всегда им был, знаешь…

— Что ты имеешь в виду?

— Как бы не обстояла ситуация, ты всегда был человеком, — твёрдо сказала Анна, вновь поворачиваясь ко мне.

— Может быть, — улыбнулся я. — Всё может быть. Ну так как насчёт хороших мыслей?

— Нет, нет, Джон, — прошептала она, сдерживая слёзы. — Я не могу.