– Может быть, и знает, а может, у тебя паранойя. – Обежав глазами стены, освещенные улыбкой солнца цветные картины, Нелли взглянула на Александра. Он остановился напротив. – Одного ты не понимаешь или делаешь вид,…тогда как истина проста: я не могу не поехать, понимаешь? Не могу не поехать. Это не моя прихоть. Я бы с удовольствием осталась в Радлесе и занималась тобой и баром, но я не могу себе такого позволить. Я должна съездить в Салехард и урегулировать вопросы с полицией, которая, как мне кажется, до сих пор считает меня пропавшей без вести. Я должна показаться им на глаза, поговорить, доказать, что я жива и невредима. Тем более, когда поступок этот одобряется и даже поощряется полицией Радлеса. Я и не верила уже, что Артур Алаев выпустит меня когда-нибудь из Радлеса.

– Вот пускай Артур Алаев и доказывает полиции Салехарда, что ты жива и невредима. Думаешь, ему не поверят?

Нет, это невыносимо…

Она отошла в сторону, не дав Александру ее коснуться.

– Это совершенно бесполезный разговор, так мы никогда ни к чему не придем. – Она неловко взмахнула руками. – И продолжается бессмыслица едва ли не каждый день, когда в действительно все очевидно. – Прямым твердым взглядом она посмотрела в глаза Александру. – Насколько бы жестко не прозвучали сейчас мои слова,…но Александр: у тебя нет права голоса. Единственное, что ты можешь – это выбрать, и вариантов только два: либо ты едешь со мной, либо в Салехард я еду одна. Иного не дано. – Она отвернулась и зашагала дверям.

– Нелли! – ударил в спину грозный, оскорбленный возглас. К чему эта драма? В бар они едут вместе, Нелли еще успеет наслушаться, насколько же она легкомысленна.

Ей требовалась собственная машина. Вопрос состоял в другом: Нелли самоубийца? Нет, не самоубийца. Потому боялась заводить о ней речь. Снова пререкания, разговоры об опасностях, догмарах и прочем нехорошем, что может приключиться с Нелли в одиночестве.

Она подошла к входным дверям и практически схватилась за ручку, когда услышала глухое мычание.

Обернулась: согнувшись пополам и крепко зажмурившись, Александр держался за колени.

Нелли бросилась к нему.

– Что такое? – Опустилась перед ним на корточки. – Александр, – коснулась мужского плеча, – ты ведь меня не разыгрываешь? Не пытаешься надавить на жалость? – бормотала Нелли, прекрасно понимая, что любимый ни за что ни пошел бы на симуляцию боли. А то, что Александру больно, становилось очевидным, стоило взглянуть на его сморщенное, искаженное страданьями лицо.

Александр не ответил. Вместо этого он сжал ладонями голову и опустился на колени.