Мужчина с минуту смотрел на нее, но развивать эту тему не стал: мотнул, скривив губы, головой, мол, ясно и продолжил расспросы.
– Так значит, домой едете…. – Зачем-то закивал. – А здесь вы, чем занимались, уж простите меня за нескромность? Отдых, работа, в гости приезжали?
– По делам, – сказала Ликерия. – По…важным делам. – Нет, никаких пояснений, во избежание затяжной беседы. Однако судя по затянувшейся паузе, сосед ее пояснений ожидал. А, может, решил прекратить разговоры…
– И надолго ли вернетесь в Радлес? Или в скором времени снова…по делам? Видимо, командировки?
Ликерия присмотрелась к собеседнику, подумывая, случаем, а не из спецслужб ли он, поскольку задает неудобные вопросы, выпрашивая то, о чем хотелось не то, что не говорить, но и вовсе не вспоминать как можно дольше.
Она охватила взглядом салон: забавно-неровную горизонталь голов, тесно жмущуюся вертикаль конституций. Однако ответить все же решила:
– Навсегда. – Заплакал ребенок. – Теперь уже без командировок.
Мужчина немного помолчал, что Ликерия снова ошиблась в выводах.
– Мне кажется, я слышу грусть в вашем голосе…А семья-то у вас есть? Вы замужем? В Радлесе вас кто-нибудь ждет?
Существовало две разновидности говорливых: те, что любили поговорить о себе, и те, что любили поговорить о других, полюбопытствовать о жизни оппонента, без стеснений интересуясь тем, о чем более проницательный человек спрашивать не решится. Помимо того, что сосед ее принадлежал ко второй категории людей, он к тому же не понимал, когда следовало остановиться. Ждет ли ее кто-нибудь в Радлесе?
В который раз продемонстрировав вежливость, она взглянула на своего собеседника.
– Я устала, – сказала Ликерия. – Я не хочу больше разговаривать.
Откинувшись на мягкую спинку, она красноречиво закрыла глаза. Ждет ли ее кто-нибудь в Радлесе?
Перед внутренним взором тут же всплыла более чем скромная, пустующая квартира.