— Да, — выдавила Маша. — Прости, что так получилось. Я хотела сказать, но боялась… Я…

— Теперь тебе нечего бояться.

— Всё равно страшно. А если кто-то ещё узнает? — Маша никак не могла успокоиться. — Если узнает Синод или… Ты точно никому не скажешь?

— Я же обещал.

— Да, знаю. Но ты же как-то понял, что я…

— Не узнает никто, — я взял её за плечи и посмотрел в глаза. — Ты мне должна верить. Если я говорю, значит, так и будет.

— Да, да, конечно… Я поняла.

— Но со своей семьёй тебе жить не стоит. Они не дадут тебе свободы, ты не сможешь заниматься, чем хочешь, не сможешь развивать талант. А я, наоборот, помогу. Ты станешь нормальной заклинательницей, будешь иметь силу, как и я. Ну или почти, как я. Для этого надо тренироваться — я научу всему, что знаю сам. Подумай над этим. От тебя требуется всего лишь сделать правильный выбор. Не хорони свой талант.

— Мне очень хочется пойти с тобой, но папенька…

— Да плюнь на него. У тебя своя жизнь. Помнишь, о чём мы говорили на набережной во время последней прогулки?

Маша закусила губу. На лице её отразилась тяжёлая внутренняя борьба. Девушка разрывалась между мной и своей семьёй, и я понял, что лучше сейчас помолчать. Она сама должна решить.

— Хорошо, я пойду с тобой, — произнесла она.

— Уверена?

— Да, я решила, — в голосе Маши послышалась та скрытая твёрдость, которой она так редко давала волю.

— Тогда возвращаемся, ты собираешь вещи, и мы идём ко мне.

Опять пришлось взбираться по дурацкой кривой лестнице, спотыкаясь чуть не на каждой ступени.

— Здесь мы вряд ли надолго задержимся, — сказал я идущей позади Маше. — Через три месяца истекает срок аренды, и я хочу найти жильё поприличнее. И чтоб оно было ближе к моей гимназии и твоей типографии. Ну а тебе придётся там наводить уют. Боюсь, эта задача мне не по силам.

Когда вновь оказались в квартире, Маша отправилась в свою комнату собираться, а я предложил её отцу сесть за стол и поговорить с глазу на глаз, что мы и сделали.

— Давайте знакомиться, — предложил я. — Как вас звать?

— Степан… Степан Аркадьевич, — проговорил мужчина. Он сидел напротив меня, сжавшись всем своим тщедушным телом.