Но я со Стругацкими были мальчики, то немногое, что я с ними знали о тогдашних зверских играх дяденек и тетенек, меня и их мало занимало, мне с ними хотелось смеяться. От Архангельского было смешно, это раз; исходило подталкивание к парнасским кладам, это два; начиналась наша литературная учеба (не журнал, от Горького заведенный, а в натуре), это три. А пушкинская фраза, получив именно от Архангельского правофланговый статус, стала мне и им вроде шифрованной вывески «Заходи, не пожалеешь, тут веселье для души». Вот как они хитро подсказали мне: «Купи», когда под конец 1965 года я увидел «Понедельник» в книжном магазине (тогда вполне можно было купить новинку, зайдя в магазин после работы, честное слово! и я так и поступил). Я был тот, на кого они рассчитывали, а они были те, на кого рассчитывал я. С тех пор я не раз с горечью убеждался, что у вас обонятельная глухота на такие затейливые феромоны знакомства, племя младое, не знакомое с утварью времен вызревания одного из ваших излюбленных творений изящной словесности.

И тем не менее, «Понедельник» вам дорог. Иначе, чем мне, но дорог. Что ж, значит, книга многопространственна. Многопространственность сулит книгам долгий век, говорю это с благодарным и доброжелательным чувством. Но не собираюсь толковать, какие именно из пространств вам милы. Вы и сами это знаете, а я и так рискую прослыть занудой, силясь объяснить, что именно и почему было и есть любо в «Понедельнике» мне. Перечитал написанное — грустно стало: потусторонне выходит, будто я и впрямь разъездной лектор на хлебах «вечерних университетов культуры» тридцатилетней давности. Но инвалиду не возбраняется чуток посипеть о времени, когда и он резвым козликом шел себе в лес погуляти с рожками и ножками на местах. Так я — про время.

Отсюда поглядеть, так оно с весны 1953 года как бы само что ни день, а чуток разворачивалось ковром нам под ноги. До лета 1956 года и впрямь празднично: что ни день, то подарок. Начальство мироволило себе, а мы наивно думали, что нам. С идиллией покончило Будапештское восстание. Начальство перепугалось смертельно: стоило-де только позволить себе долгожданный перекур, крышку над кастрюлей с нами приподняло и оттуда поперли «пережитки капитализьма» (слова на «изм» произносил с мягким знаком «наш дорогой Никита Сергеевич», как положено было его именовать; так назывался фильм о нем; вот откуда «изьмы» в речах А.А.Выбегаллы, преступные с точки зрения актеров краснознаменного идеологического сектора ЦК). Стало быть, кастрюлю придется захлопнуть и держать всем весом с горьким чувством допущенной оплошности. Но захлоп снова начал слабеть, и в 1961 —1963 годах опять пошла эйфория. Было чувство восхитительной раскованности, свободы над головой для роста. Хоть и несуразные, а открывались новые возможности — вроде инициативы издательства «Детская литература» выпустить в свет «Понедельник». Ну какая это, к черту, детская книжка! Пространство школьнического восприятия в ней вопиюще мизерно, исчерпывается игрой на прологе к «Руслану и Людмиле» и двух-трех мультифильмированных русских сказках, но ведь вышла же, вот что главное! Хмелила цыплячья вера, что коршуны не вернутся в небеса, что на шее не петля, а безумной красоты оригинальный галстук.