По дате с колечка на лапке Фотончика — 190573, догадываюсь, что «Понедельник» рождался в мае 1963, ровно десятью годами раньше приговоренных в текст, а краткость избранного братьями-авторами интервала до грядущих чудес говорит сама за себя: через десять лет наши головокружительные выдумки в полном согласии с ходом истории сбудутся. Мы верной дорогой идете, товарищи! «Понедельник» был и пребудет для меня эссенцией тех лучших дней, когда казалось, что они становятся светлее в силу непреложного закона естества, так что воевать за это не с кем и выглядит по-дурацки. Какое блаженное благодушие!

Но вы совершенно правы на этот раз, Начинаевск-Сначаловск, поздравляю, и получите свои пять баллов: пока «Понедельник» протискивался на свет в темпе прогрессирующе-вялой перистальтики государственного издательства, от времени того, от благодушных теорий и от самого Никиты Сергеевича не осталось и следа. Прятавшейся нежити, защищая право володеть и княжить на крышке кастрюли с нами, пришлось выползти на свет во всем своем безобразии. На свету ей было нехорошо, глазки слепило, нежить щурилась, когтила броском и с рыва, клацала челюстями безграмотно, но свирепо, но по живому. Стало больно и отчетливо видно, что нет за ней никакого светлого естества впереди, а есть один миф, второпях и насильно сляпанный кадавр мысли и действия, недостойное чернокнижие из отовсюду отдаленного лесостепного уезда.

Нежить сама это знала. С натугой, по бумажке, неся публично пышную чушь, у себя в интиме каждый ее молекуленыш скабрезничал насчет остальных с чувством и толком греческого оратора, будучи куда осведомленнее содержимого кастрюли. А будучи осведомленнее, за версту чуял, зорче видел, какие именно нечаянные словечки смертельно опасны для нежити. И декорации, бутафория, самый звук слов «Понедельника», собранные чистой забавы ради безо всякой задней мысли, явились злонамеренны, ибо толковали о чернокнижии, поддельности, мифичности ситуаций, то есть были тем самым «чуром» в устах, который, попадись он на язык кстати, расточал сон разума, лишая нежить самой среды обитания.

Вот чем ни сном, ни духом оказались братья-авторы немилы на крышке и дороги под ней. Но слово-то они сказали достаточно громко, и нежить не имела больше власти над ними.

Прошел слух, что Стругацкие напечатали продолжение «Понедельника» в неведомом журнале «Ангара», редакция которого была за это разогнана, а выход «Ангары» прекращен. Это было вскоре после разбойного налета родной нежити на Прагу в августе 1968 года, но мне в руки ксерокопированные странички из «Ангары» попали, помнится, четырьмя-пятью годами позже. А вскоре после того дошел размноженный на «синьке» вариант «Сказки о Тройке», за который ручались, что он-то и есть авторский. Не застряла у меня «синечка», и освежить память мне не по чем. Представляется, что там не было Панурга, не было спрута Спиридона, а начиналась «синечка» с путешествия на лифте. Разница «ангарского текста» и «синечки» сводилась к полной перемене конца: в «ангарском тексте» коллизия разрешалась явлением «деус экс машина», и я уверенно почел это дешевкой, а «синечка» кончалась вышибанием клина клином, под ТПРУНЮ подводили бюрократическую бесшумную мину постоянного действия. Вариант с миной привел меня, в ту пору рабс-поручика в одном из никчемных НИИ Минэлектротехпрома, в телячий восторг. Еще бы! У меня на глазах возводились бюрократические препоны одна нелепее и страхолюднее другой, а обходили их моими боками, так что приходилось напрягаться не меньше, чем «представителям». Помню и разговор со «знающим человеком» насчет первоначальности варианта с миной и добровольности замены его авторами на вариант «деус экс машина», что поставило меня в тупик. Я бурно отказывался в это верить. Позже я пытался завести разговор на эту тему отдельно с А в Москве, отдельно с Б в Питере. Кончилось ничем: А был крепко давши и зациклен на своем, а Б так резко ушел от разговора, что я почувствовал себя недопустимо назойливым, чуть ли не заподозренным в фонендоскопизме с подачи Копилки Грядущих Благ и наперед зарекся соваться с такими задушевностями.