Верные воительницы Миссии, исполняя его волю, не дали Тринадцатой решительно действовать, и бабуля опустила руки, охарактеризовав всех, кто попался под руку, обкуренными проститутками.

Голова землянина погрузилась в пучину недуга. Здравые мысли периодически перерастали в агонию и душевные муки. Болезненность поразила каждую клеточку его тела. В игру нелепых метаморфоз или черноту до ужаса пугающей неизвестности. Рябой чувствовал, что умирает и всё, что он пытался сделать, оказалось напрасным. Как и сказала Лена, убивает кислород, а не что — то другое. Почему было не разобраться? Не докопаться до истины? Ведь это была его жизнь, а он так халатно подошёл к этому. А может Тринадцатая намеренно убила его? Не опровергла его версий, потакала всему, зная истину? А может убивает солнце? Или эти чёртовы облака, от которых в глазах рябит…

Как ненавидел он эти облака. Как его тошнило от нескончаемого количества женских половых органов. Их крики, стоны, переходящие в рёв монстра и гоготание дьявольской силы творили хаос в мыслях и не давали спокойно спать.

Когда вдруг случился перелом? Перелом барьера собственной морали… Когда майор Рябой Максим Александрович вдруг стал просто Миссией? И он знал ответ, он пропитался им настолько, что целый нескончаемый слой мыслей в мозгу был всегда, существовал каждое мгновение сознания. Это случилось на Площади позора.

В тот самый момент, когда потускнел взгляд его Сары. Все прочие, все — все женщины Радуги стали для него теми зрителями, что упивались её страданиями…

Стан отчаялся и погряз в истерии. Женщины ревели, едва не сходили с ума и постоянно дрались за право навестить Макса. Особенно те, что носили от него дитя.

Но Макс уже не чувствовал людей. Он умирал.

* * *

На базу повстанцев опустился крейсер. Его никто не расстреливал, и женщин, вышедших по трапу, никто не останавливал. Две рыжие близняшки беспрепятственно вошли в пещеру. Они двигались вдвоём, без оружия и охраны, поэтому ни у кого не вызывало беспокойства появление посторонних. А вот о корабле в стане вскоре заговорили, но было уже поздно. Воины преградили чужакам путь только у входа в покои умирающего.

— Позвольте проститься с единственным мужчиной на Радуге, — пропела Третья с грустью на лице.

Но не поэтому она грустила, мысли были лишь о собственном благополучии.

— Пожалуйста, это всё, что нам нужно, — добавила Вторая, поблёскивая слезами в зелёных глазах.

Воины пустили безоружных, не чувствуя подвоха. Рыжие подошли к нему и скривились. Зрелище было жалкое. Землянин вот — вот собирался откидывать коньки, хвост и что — то, что ещё могут откидывать мужчины.