– Твоя Бездна тоже о любви вопиет? – спросила Манька с издевкой, спускаясь с горы в сторону лагеря. Она уже злилась, но не на вампира, а на Дьявола с Борзеевичем. – А ты говоришь, что вампир в Никуда уходит! «Никуда» любить не смогло бы. Они и тут пожили, и там поживут, а я – проклятая! Мне странно слышать, что это оказалось так легко – сделать меня проклятой. И даже ты не можешь вернуть мне мою жизнь! И говоришь мне: ой, Манечка, не надо становится вампиром, жизнь у них не слаще твоей… А какая тогда – сладкая? Вот я, вот вампир, вот болезнь… Вылечи! – она окончательно рассердилась. – Говорят же: сердцу не прикажешь, любовь зла – полюбишь и козла, чем плохо полюбить такой любовью, чтобы душа в небо улетела?

– Могу! Беги! – Дьявол посторонился. – Опрокинь на себя кару мою! Для человека норма, что один любит, второй позволяет. Только почему-то один всегда любит, второй всегда позволяет? У одного слезы, когда он могилу свою представляет, а второй, как проклятый отваливает. Вот именно, душа в Небо: вампир целовал-миловал красну девицу, а ты позарилась, мол, ее полюбил, теперь меня полюби. Такое часто бывает, когда третий свечку держит. Например, ребеночек, который не только держит, но участвует. Он бултыхался, а ближняя всему миру отдалась!

Ни принять, ни понять вашему сознанию мою Бездну нельзя. Это такое Ничто, где даже Голос Бога прозвучать может, только рождая все ту же материю, которая становится частью меня самого, – ответил Дьявол, пристраиваясь рядом. Слово человека рождает плоть в земле человека, а в моей одного слова будет маловато, надо еще моими параметрами обладать, которые вашим умом ни понять, ни измерить. Конец Вселенной сначала достаньте… Хотя бы в одной подвселенной. И что человек, земля которого начинается в одном, а заканчивается в другом?

Манька иногда удивлялась его терпению. Она смотрела всеми своими зрениями, но никакой болезни в Зове, направленном на нее, не находила, и страшная правда о вампирах становилась какой-то необъективной. Единственно понимала – так быть не должно.

– Первородную, из которой я могу слепить все что угодно, – долетели до нее слова Дьявола.

Она с трудом, но заставила себя слушать его.

– При чем здесь Бездна и материя? – пожала она плечами.

– Бездна молчит. Мудро, – ответил Дьявол. – Белым по-черному напоминая, что я часть ее. Лучшая ее часть! Мы Бог и Абсолютный Бог. Даже если я верну все на свои места, я останусь собой – сознанием, ее противоположностью, и буду снова парить над нею. Тьфу, тьфу, тьфу! – Дьявол поплевал через плечо. – В то время как ваше сознание становится ею. Ни кричать, ни пищать ты там не сможешь, даже если бы я и Бездна могли тебе позволить. Вы или остаетесь со мной, или становитесь Ею. Твоя половина тоже молчит, когда нет ужаса, напоминая без слов, что ты – лучшая ее часть. Не то, чтобы молчит, все же, на том конце сознание, но он приходит к тебе, как ты сама. А если ты или твоя половина вдруг обрели самостоятельность, это говорит лишь о том, что руки ваши в крови.