Те вампиры и оборотни, которые ушли вперед, остановились у подножия седьмой горы. В бинокли было видно, многие вампиры рюкзаки несли сами, а многие на сей раз пытались подниматься по ступеням, обмотав свои ноги дополнительно шапками и куртками, закладывая внутрь камни.

– Ну, не пропадут, зато не замерзнут, – посмеялся Виткас.

Вампиры на лестнице выдерживали недолго: поднявшись метров пятьдесят, сходили с дистанции и зарывали себя в снег. Многие из них на лестнице оставались, в чем мать родила, чтобы ветер и мороз остужали их поджариваемые тела. Поднимались на сей раз медленно. Очевидно, или оборотни решили проучить их за резню, или закончилось полнолуние, и они снова превратились в людей, или драконья слюна потеряла свою силу, или без Его и Ее Величества осмелели, но на следующий день вампиры поднялись лишь на пару сотен метров, а оборотней среди них осталось мало.

За те четыре дня, что люди готовились в обратный путь, дожидаясь, когда Их Величества уберутся за вершину пятой горы, кузнецы поработали на славу: каждому сковали широкие короткие лыжи, чтобы не проваливаться в снег. Чтобы добро не пропадало и не изъедало внутренность, железо брали у человека, смешивали с железом из земли, и протягивали через Драконью челюсть. У кого-то и на посох хватило, и на лепешки, и на ботинки или подошву, и даже хватило на железное снаряжение. Решение ковать из такого железа крючья для подъема и спуска, пришло само собой, когда выяснилось, что стоит человеку оставить свое железо, как вещь возвращалась к хозяину, и он вдруг обнаруживал себя на лыжах. Вспомнили про разменные монеты, которые тоже возвращались к хозяину. Стало понятно, почему многие, получая плату от вампира, никак потом не могли ее у себя удержать, и почему, сколько бы не ломали спину у вампира, у него прибывало, а от человека убывало.

– Ни за что, ни за что не буду работать на вампира! – клялась одна часть людей.

– А где ты человека найдешь, который на работу тебя возьмет? Он сам на себя работает, – ловила их на слове вторая половина. – Это, брат, надо самому разбогатеть, и человеком остаться, Да разве дадут? Глаза завидущие, руки загребущие – поймают, всыпят и по судам затаскают. Не мы их, они нас кормят, а мы корма им добываем, чтобы было чем нас покормить.

На второй день к вечеру засобиралась остальная часть людей. Последний человек пролежал в озере больше суток, но вышел как огурчик. Про него уже и забыли. И разве что Иван долго втолковывал ему, чем он теперь отличается от всех остальных, и почему люди его какое-то время будут сторониться.