Маньке снова задумалась, прислушиваясь к себе. У нее тоже был рай, когда она думала с любовью о Благодетелях, а когда о себе, видела только гнилой корень, который нужно вырвать. Душу было жалко до слез – свою изуродованную матричную память, которая перестала быть помощницей. И не могла поставить себя на место вампира, почувствовать то же, что чувствует он.

– Но, если мы друг другу так близки, должно же быть между нами что-то общее.

– Есть. Пограничные чудовища.

– А если я возненавижу мир, как он?

– Не поможет, твоя ненависть будет идти от сознания, а не из сердца.

– И никак нельзя вернуть вампира к жизни?

– Никак. Ему хорошо, значит, и мудрость его хороша.

Манька снова задумалась. Правильно, если бы у нее в жизни все сложилось, стала бы она слушать Дьявола? Зачем ей тот, кто пришел разрушить ее мир? А если бы пришел вампир? С такой любовью, может, и отдала бы все имущество, как те, которые побежали вслед Спасителя, отдавая имущество его ученикам. Сколько раз ее мошенники раздевали, а она нет-нет, да и попадалась на их удочку снова, как будто что-то в уме переклинивало – вот это и страшно.

– Ну хорошо, открыла я железо, но разве что-то изменилось?

– Трезвость в понимании должна быть, а у тебя одна хмель в голове.

– Так не я одна, на Их Величества весь народ уповает. Где еще правду искать, если Богу до меня дела нет?

– Вот-вот, всю куцая жизнь Царя приурочена к подвигу… – ворчливо заметил Дьявол. – Сколько народов, которые не держали в руках меча, ушли в один день по их прихоти? И люди помнят их, а не народ, который не искал никому смерти. Пусть будет проклят такой народ, который не заслужил другого господина.

– Но ведь были жрецы, которые могли лечить, те же пророки…

– Были, но знания ушли в небытие. Вышел огонь из среды человека и пожрал и его, и все, что у него было, в назидание народам. Войны на каждый день, разврат, человеконенавистничество, матери пожирают плоть детей, дети – родителей… Вот что значит позволить вампиру жить среди народа – это мудрость для всей вселенной, когда мои проклятия становятся бытием.

Манька молча согласилась. Пришлось. Каждый день она видела, как втаптывают человека в грязь. Не было роддома, в котором бы не лежал никому ненужный ребенок, каждый день кто-то кого-то грабил, насиловал, убивал, война каждый день, то громкая между народами, то тихая, между соседями. И кто-то развязывал эти войны ясной холодной головой, осознавая, что умрут тысячи, преследуя одному ему понятные цели. Но если не смотреть, вроде не болит. Люди не жаловались, их все устраивало. Даже там, где шла война, люди оставались людьми – влюблялись, объединялись, вставали плечом к плечу, и не искали смерти вампиру, уповая на него. Им было проще проклясть еретика, который пытался призвать к здравомыслию.