– С тобой все в порядке, Алан?

Снова – долгая тишина. Когда Грант наконец заговорил, его голос звучал как-то странно, почти благоговейно:

– Да, все нормально…

Почти парадигма

Почти парадигма

В гостинице Хаммонд расхаживал из стороны в сторону по комнате Малкольма. Хаммонд был раздосадован и смущен. Израсходовав последние силы на гневную вспышку, Малкольм впал в коматозное состояние, и Хаммонд как будто впервые по-настоящему осознал, что он действительно может умереть. Конечно, медицинский вертолет вызвали, но кто знает, когда он прибудет на остров? Мысль о том, что Малкольм скоро может умереть, ужасно беспокоила и страшила старика Хаммонда.

И, как ни странно, оттого, что Хаммонд не любил Малкольма, ему было только хуже. Даже хуже, чем если бы умирал его друг. Хаммонд думал, что, если Малкольм умрет, его смерть окажется последней каплей в потоке хлынувших на него самого несчастий, последним упреком, которого ему уже не вынести.

Как бы то ни было, воняло в комнате просто кошмарно. Совершенно кошмарная вонь! Запах мертвой, разлагающейся человеческой плоти.

– Все это… парад… – едва слышно проговорил Малкольм, беспокойно ворочаясь на подушках.

– Он пришел в себя? – спросил Хаммонд у ветеринара.

Хардинг покачал головой.

– Что он сказал, вы не расслышали? Кажется, что-то насчет рая?

– Я не услышал, – ответил доктор.

Хаммонд еще немного походил взад-вперед по комнате. Распахнул окно пошире, чтобы впустить побольше свежего воздуха. В конце концов, не в силах больше выносить одуряющий смрад разложения, старик спросил:

– Как вы думаете, Хардинг, снаружи сейчас безопасно? Можно спокойно прогуляться?

– По-моему, там все в порядке. Эта зона вроде бы очищена от животных.

– Ну, хорошо… Тогда я, наверное, ненадолго выйду. Пройдусь, подышу воздухом.

– Хорошо, – согласился Хардинг, следя за уровнем лекарства в капельнице: он внутривенно вводил Малкольму антибиотики.

– Я скоро вернусь, – пообещал Хаммонд.

– Да-да, конечно.