Мы повыше застегнули куртки и с большой неохотой выскочили из машины. Кира сразу побежала к входу, а я немного задержался в пути, осторожно ступая по набухшей грязи, бурлящей под ногами. Дождь тем временем всё ожесточённее хлестал по земле и продолжал усиливаться, пока день неуклонно приближался к вечеру. Но моё любопытство оказалось гораздо сильнее страха промокнуть. Я внимательно вглядывался по сторонам, рассматривал то, что осталось от некогда цветущего уголка нашей Системы, и мне снова становилось не по себе. Бессознательное кричало внутри меня, билось в истерике, таинственный, глубинный страх сковывал каждый мой шаг и умолял вернуться, покинуть проклятое место. Вечер ещё не стал полноправным властителем Системы, но Зелёная улица уже погрузилась в свинцовые сумерки. Весь район покоился под мрачным океаном облаков, лишённый источников света и людских голосов, он быстро отдался на волю дождю и хлынувшей тьме. Хотя улица была на окраине города и не так далеко от оживлённого центра, но сейчас она представлялась оторванной от жизни, затерянной во времени и людской памяти, местом, которое отторгает сама Система.

На полпути до парадного входа с небольшим бетонным навесом я остановился у небольшого фонтана округлой формы. Он стоял прямо посреди дороги и, по всей видимости, когда-то венчал цветущий сад перед домом. Фонтан был неглубоким, с маленьким бордюрчиком, в центре которого разместилась колонна с проложенными в ней трубами. Раньше она служила пьедесталом для симпатичной фигурки в виде пузатого, маленького ангелочка, который мило и задорно дул в широкую трубу, однако вместо музыки каменный музыкант исторгал потоки воды. Но не сейчас… Публика оказалась не способна оценить творчество маленького гения, его постамент был разбит, часть сторон треснула и раскрошилась, а труба, ощетинившись ржавчиной, угрюмо торчала ввысь. Сама статуя ангелочка лежала в грязи у моих ног с одним отломанным крылом и наполовину погрузилась в бурлящее коричневое месиво из земли и глины. Только один его глаз смотрел на меня из-под земли и плакал сотнями дождинок, стекающими по мраморной поверхности. Его пустой каменный взгляд устремился прямо на меня… в этот момент где-то далеко раздались раскаты грома и стрелой пронеслись по пасмурному небу. Я вздрогнул.

– Стил, ты чего застрял? Пошли уже, хватит ворон считать, – окликнула меня Кира, остановившись у парадного входа.

Я решил последовал её совету, чтобы быстрее покинуть этот пустой, осуждающий взгляд. Промокшие и встревоженные, мы вошли внутрь здания. Странно, но массивная входная дверь из тёмного дерева оказалась незапертой. Она с тяжестью отворилась, издав протяжный и жуткий скрип, словно её никто не открывал уже долгое время. К нашему удивлению, внутреннее убранство оказалось гораздо скромнее, чем вычурный фасад здания. Нас встретило тесное простенькое помещение с однотонными стенами непонятного грязного цвета и несколькими крошечными светильниками, что слабо поблёскивали в царящем полумраке. По бокам комнаты располагались большие двери, служащие главным входом в разные половины дома, а в дальнем конце – деревянная лестница, ведущая на следующие этажи. Здесь, в небольшой прихожей общего пользования, уже не было нужды демонстрировать своё тщеславное нутро перед конкурентами жизни из соседних домов, а когда теряется смысл выпячивать свою гордыню, то карета вновь превращается в тыкву, а сумасбродные излишки – в голые безразличные стены. Когда дверь за нами захлопнулась, то в нос сразу ударил мерзкий и зловонный аромат из вековой сырости и затхлости.