– Барсик, – прохрипел я коту.

Тот навострил уши.

– Я совсем про тебя забыл. Ты извини, не уберёг я твоего хозяина, и он… в общем, его больше нет.

– Мяу? – поинтересовался толстый пушистый комок и полностью вылез из-за дивана.

– Да, знаю, я обещал твоему хозяину, что присмотрю за тобой, но ты пойми, я не могу. Тебе лучше дождаться кого-нибудь или пойти к соседям.

– Мяу-мяу! – категорично ответил Барсик, а затем подошёл ближе, замурлыкал и стал тереться о ногу.

– Чёрт с тобой,– махнул я рукой. – Забирайся.

Я подхватил кота, засунул его под куртку, опасаясь, что могу испачкать его кровью, и стал придерживать рукой, одновременно прижимая её к ране на животе, а затем медленно пошёл к выходу. Каждый шаг отзывался болью во всём теле, лицо горело и немного опухло, а рана каждую секунду напоминала о себе резкими приступами, но я уже спешил убраться из этого места и прихрамывая покинул квартиру.

В доме было тихо, и, пока я спускался к выходу, никто не издал ни единого звука. Все сидели в своих квартирах в страшном ожидании, что зло может коснуться и их семей. Я выкатился из подъезда на улицу, достал из кармана чипы бывшего отряда «Харон» и повертел их на ладони.

– Теперь вы не такие грозные, – сказал я и бросил их в мусорную урну рядом с подъездом.

Затем, пошатываясь из стороны в сторону и заплетаясь в собственных ногах, я пошёл в неизвестном направлении. Я уже слабо понимал, куда иду и зачем, моё зрение помутилось, тело разбил озноб, а ноги сковывала слабость. Слишком много сил я оставил в той квартире за последний месяц, слишком много крови потерял в этой неравной схватке со своим прошлым. Единственное, что меня грело в тот момент, – это пушистый цифровой кот, кого я с любовью прятал от дождя под застёгнутой курткой, а он тихо сидел и благодарно мурлыкал в ответ. Вероятно, это дико звучит со стороны, но кусок программного кода оказался моим последним другом в этом богом забытом городе. Последний, кто любит меня, несмотря ни на что. Пускай его симпатии заложены на уровне программы, а проявлять любовь – его основное предназначение, но сейчас, когда меня покинули все, кто мог, такая истинная, чистая и безусловная любовь вызывала намного больше ответной симпатии, чем любой живой человек. Я прижимал к себе дрожащий и мурлыкающий комок и продолжал идти, пока во мне ещё остались хоть какие-то силы. Я вышел на широкую и многолюдную улицу, какую только мог себе позволить спальный район города, и медленно поковылял по тротуару. Всё, о чём я мог сейчас думать, что если начну падать, то нужно извернуться так, чтобы не раздавить своего милого пассажира.