Но гадать об этом было поздно. Вездеход уже выкатился на дорогу, ведущую к городу.

Когда-то это было гладкое асфальтовое полотно, но время и стабильность не пощадили советского наследия. Дорога превратилась в сплошную череду ям и ухабов, а кое-где просто кончалась, сменяясь россыпью щебня. Вездеход, громыхая, подскакивал на кочках, его колеса то и дело проваливались в трещины и рвы.

– Нам придется миновать город, – сообщила Снежана, одним глазом поглядывая на экран навигатора. Другим своим глазом она неотрывно следила за дорогой, и правильно делала. Потому что внезапно перед вездеходом возникло нечто серо-ржавое и бесформенное, в чем Вася не сразу опознал искореженный остов старого автомобиля. Пришлось аккуратно объехать этот артефакт по обочине.

Колыма-69 началась внезапно. Из окружающей тьмы вдруг выплыли очертания ветхих, частично разрушенных зданий. В тех не осталось ни окон, ни дверей, лишь черные страшные проемы, похожие на глазницы древнего черепа. Вдоль протянувшейся через поселок дороги громоздились ржавые остовы брошенных автомобилей. Среди них затесалась лежащая на боку детская коляска. Вася видел ее всего мгновение, но ему показалось, что из коляски торчала крошечная ручка. И еще что она шевелилась.

Последний из Носфератовых ощутил холодок ужаса, вползающего в его вампирскую душу. В какое же проклятое место занесло их оставленное отцом послание! Город выглядел невообразимо жутко. От него за версту веяло чем-то глубоко инфернальным.

Ощущение всепоглощающей жути заметно возросло, когда их вездеход достиг центра города. Некогда здесь располагалась площадь с клумбами, скамейками и неизменным бетонным Лениным на постаменте. За Ильичом, как и положено, высилось безвкусное здание дома культуры.

Но так было прежде. До тех пор, пока мрак не снизошел на Колыму-69. С тех пор все изменилось. Не было больше ни клумб, ни цветов, ни скамеек. Площадь покрывали обломки и мусор, среди которого преобладали пустые бутылки из-под ликероводочной продукции. Ленин выстоял, но лишь частично. Его устремленная в светлое будущее рука была раздроблена, и на ее месте топорщились изогнутые тентакли арматуры. У статуи не было лица – его сменил уродливый темный скол. Преображенный Ленин напоминал жуткого монстра, вождя тентаклей, восставшего из глубин тьмы и мрака. За его спиной темнела руина дома культуры. Вдоль его фасада, на темно-красном фоне, шла ужасающая своим непостижимым смыслом надпись: «Мор. Труп. Хуй».

– Бля буду, зона опережающего развития, – мрачно проронил Вася, стараясь лишний раз не смотреть в окно.